Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I - Юрий Александрович Лебедев
08.05. Е. С. Дмитриев во время интервью 03.07.2014.[174]
Подчеркну, что информация о «конспиративной встрече» Курчатова и Коваля была получена мною до обнаружения М. Г. Коваль рассматриваемых документов, и рассказ Е. С. Дмитриева полностью соответствует предложенной трактовке событий марта 1949 г., произошедших в связи с реакцией Берии на отчет Коваля.
Есть и ещё один, «конспирологический» вариант трактовки причин «внутреннего раскрытия» Берией в 1949 году наличия хорошо осведомленного советского агента в Манхэттенском проекте. Раскрытия, разумеется, только для узкого круга причастных к созданию атомной бомбы высших руководителей госаппарата, разведки и научного комплекса советского атомного проекта. Этот вариант трактовки профессиональной работы Ж. А. Коваля я слышал от нескольких «хорошо информированных источников».
Кратко он может быть выражен словами Е. Б. Шиховцева, с которым мы обсуждали эту тему:
«Не был ли Коваль фигурой прикрытия, рассекречивание коей должно было прикрыть некоего настоящего суперагента? Это ведь тоже классика дезинформации».[175]
Наличие такого «суперагента» в лице самого Р. Оппенгеймера, Г. Гопкинса или кого-то ещё, обсуждается в исторической литературе, но пока это предположение не является хорошо проработанным.
Осмысление рассматриваемого документа даёт дополнительные аргументы для этой версии, т. е. повышает «весовой коэффициент» такой ветви альтерверса в суперпозиции исторических состояний марта 1949 года, но насколько существенно, ещё требует уточнения и проверки.
Как бы то ни было, Курчатов не попросил направить в его распоряжение автора документов, проанализировать которые распорядился Берия. Причин этого может быть много, но мне кажется, что главными были две.
Первая – в 1949 г. содержащиеся в отчёте дополнения к полученной ранее от Коваля информации о технологиях получения плутония и полония в 1945–1946 гг. в США была для Курчатова не актуальной. Реактор в Челябинске уже почти наработал нужное для первой бомбы количество плутония, а лаборатория А. Я. Апина в КБ-11 уже создала нейтронный запал для нее.
08.06. А. Я. Апин, Дунино, 1948 г.[176]
В основе и того, и другого успехов, безусловно, была немалая заслуга Коваля, но только в основе, сейчас же, накануне решающего испытания, специалист в американских технологиях пятилетней давности мог внести только ненужную нервозность в и так накаленную атмосферу практической подготовки первого советского атомного взрыва.
Вторая – Курчатов, вероятно, понял игру Берии, и не захотел иметь при себе «засланного казачка». Тем самым, он спас Жоржа Абрамовича от исполнения весьма неблаговидной (хотя, действительно «производственно необходимой» в атомном проекте!) роли соглядатая, которая, осуществись замысел Берии, почти наверняка привела бы к трагическим последствиям для Коваля.
Зная его лично много лет, я берусь утверждать – не был он из породы «педелей». Приведу такой факт, которому я был свидетелем лично. На кафедре ОХТ в МХТИ им. Д. И. Менделеева в начале 70-х годов ввели правило – каждый сотрудник должен записывать в специальный журнал время своего прихода и ухода. Руководители курсов должны были контролировать выполнение этого правила и докладывать руководству результаты своего контроля.
Разумеется, это правило нарушалось ежедневно – сотрудники вели себя «по понятиям», но записывали в журнал «предписанные» данные. Жорж Абрамович, руководитель курса «Автоматизация химических производств», реагировал на это тоже «по понятиям» – распекал нерадивых, поощрял дисциплинированных вне зависимости от записей в журнале. Следить за своими подчинёнными «с хронометром в руках» было просто противно его натуре.
Если бы план Берии удался, то исполнение этой навязанной и чуждой ему роли закончилось бы для Жоржа или лагерем (немедленно в случае отказа от сотрудничества с Берией или «недобросовестного исполнения» этих обязанностей), или моральными мучениями на всю оставшуюся жизнь.
Тем не менее, Жорж выдержал «экзамен» специалистов и тем самым укрепил позиции Берии при возможном конфликте с Курчатовым в ходе разборки причин срыва сроков готовности бомбы. И он не был виноват в глазах Берии в провале попытки внедрения «своего человека» в ближнее окружение Курчатова и Харитона.
После завершения итогового отчёта и успешной его защиты у самого Л. П. Берии, руководство ГРУ должно было принять решение о дальнейшей судьбе «агента Дельмара». Это не было простым вопросом.
Профессиональная состоятельность Коваля не вызывала сомнений, а вот его «политическое лицо» в свете идущей в стране компании борьбы с космополитизмом требовало «прояснения» и, возможно, некоторых оперативных мероприятий, включающих, например, собеседования с лицами, общавшимися с Ковалем после его возвращения в октябре 1948 года. Собеседований, разумеется, конфиденциальных, без возможностей у Жоржа узнать что-либо от своих коллег и как-то повлиять на ход проверки.
Понятно, что пока идёт проверка и обсуждение различных вариантов использования Жоржа, он не должен иметь возможности влиять на эти процессы.
Сначала процесс проверки протекал в рамках «работы с документами», но примерно через месяц потребовалось проведение каких-то оперативных мероприятий, сведений о которых сам Жорж не должен был иметь. Однако, для предотвращения утечки информации не арестовывать же героического нелегала, удостоенного благосклонности самого Берии!
И было решено, что военнослужащему Жоржу Абрамовичу Ковалю предоставляется отпуск на 50 суток, который он должен провести у родителей, в колхозе имени 17 партсъезда под Хабаровском, находящимся в 8 533 километрах от Москвы по железной дороге…
Глава 9. Прощание с Дельмаром
Поездка в колхоз
После «отчёта у Берии» намерения руководства ГРУ и желания самого Жоржа полностью совпали. Сам он, конечно, нуждался в отдыхе и очень хотел встретиться с отцом, матерью и братом. И он был рад, что такую возможность ему дали. 5 мая 1949 года он получил отпускной билет сроком на 50 суток:
09.01. Отпускной билет Ж. А. Коваля.[177]
Любопытная деталь – подписан билет полковником Егоровым, а выдан он военнослужащему Ковалю. Почему же он без звания? Ответ во всё ещё закрытых материалах какого-то архива ГРУ.
Но кое-что об этом военнослужащем можно сказать на основании самого отпускного билета. Судя по сроку отпуска – 50 суток – «военнослужащий Коваль Жорж Абрамович» – офицер. Длительный отпуск предоставлялся
«офицерам Красной Армии и Военно-Морского Флота на срок до 30 суток, не считая времени на проезд к месту отпуска и обратно».[178]
Десятисуточный
