Мой мир: рассказы и письма художницы - Наталья Григорьевна Касаткина
Пиши мне, пожалуйста, почаще, милая, родная моя Любушка.
Напиши, как сейчас чувствует себя твоя мама. <… > Целую крепко. Сердечный привет вам обеим от нас.
Наташа
Гномика ношу, и он явно помогает мне.
4. 31 января 1965, Москва
Здравствуй, родная Любушка!
Спасибо тебе за твои милые письма, за газетные вырезки, за всё. Сегодня звонила Тане, остановились, наконец-то, на пьесе. Недели за две нужно будет сделать оформление. <… >
Расскажу тебе по секрету: мне тут звонил и должен зайти режиссёр из Театра мимики и жеста. Они давно хотят со мной работать, а я их надуваю. Теперь предлагают «Недоросль» Фонвизина.
Это, конечно не «фонтан», но, с другой стороны, отказавшись и на этот раз, я окончательно потеряю этот выход «на крайний случай», а люди там очень милые. Выпускают они спектакль в июне. И сделать мне это ничего не стоит, единственно, не уверена, что меня не нагрузят после чем-нибудь ещё, и я не смогу выехать сюда выпускать «Недоросль». Вот и сомневаюсь. Денег много не заплатят, но хоть бы 300–200 не помешают.
Любящая тебя Наташа
5. 8 марта 1965, Москва
Здравствуй, родная Любушка!
Вчера всякие дела помешали мне написать тебе, а вечером мне чудом удалось попасть на премьеру здешнего «гвоздя» – «Десять дней, которые потрясли мир» – по Джону Риду, постановка Любимова. Спектакль захватывающий, но в конце чувствуешь, что переложено всяких штук и цитат, и делается скучно и утомительно. Тем не менее это в Москве пока единственный театр, от которого все ждут чего-то (остальные давно запутались в своих «стилях», как тот мальчик). Хорошо, что там много молодёжи, есть яркие талантливые актёры, не слюнявые и не банальные лица. Спектакль начинается от самого метро. Раздаётся музыка из репродукторов у входа в театр, наряду с публикой у входа «мельтешатся» актёры, одетые солдатами и матросами, с винтовками, гармошками и т. д. Контролёры – солдаты, билеты они накалывают на штыки.
Артист Валерий Золотухин (с гармошкой) со зрителями перед спектаклем «Десять дней, которые потрясли мир» (реж. Ю. Любимов, 1965).
Фойе Театра на Таганке
До начала представления перед входом в театр
В фойе всё театрализовано, везде плакаты, музыка; актёры (ведущие) играют на гитаре и поют. Всё это создаёт совершенно особое настроение. Всем входящим зрителям прикалывают красный бант. Много пантомимы (кстати, её замечательно поставил человек, о котором я как-то рассказывала вам с Юлькой).
Художник – мой знакомый – Саша Тарасов. Среди актёров выделяется один талантливый парень с Таниного курса (тогда он учился на режиссёрском), Рамзес Джабраилов. В общем, я очень рада, что попала и до сих пор под впечатлением. <… >
Целую и обнимаю тебя и милую Елизавету Андреевну и от души благодарю за всё доброе, что вы для меня сделали.
6. 16 апреля 1965, Москва
Здравствуй, Любушка!
Получила наконец-то от тебя письмо. <… >
Вчера была на вечере памяти Петрова-Водкина. Сейчас взялись за забытых художников. В Ленинграде будет его полная выставка, которая потом приедет в Москву. Выступали виднейшие искусствоведы и художники.
Сейчас была у отца, минут 15 посидели с ним на лавочке, потом у него начались боли и он пошёл лечь. Он очень раздражителен, нервен. Сейчас иду на польский фильм «Пепел и алмаз», говорят, хороший.
<… > Очень грустно, что у Елизаветы Андр. жажда, нужно очень внимательно обследоваться и сразу же взяться за лечение. А запустить это опасно. С ногой моей ничего интересного не происходит, болит при ходьбе и ночью, а пойти к врачу пока всё некогда.
Ну, вот вкратце мои новости. Погода здесь тёплая, да что толку? Целую тебя крепко, милый мой дружок, пиши мне.
Твоя Наташа
7. 20 апреля 1965, Москва
Милая моя Любочка!
Получила сейчас от тебя письмо. <… > Здесь всё по-старому. Сейчас вернулась из больницы. Гуляла с отцом. Сидели с ним на лавочке. Он несколько раз засыпал от слабости и говорит так тихо, что почти не слышно.
Таня уехала, она в неважном состоянии. Эдик обещал её проводить, но исчез, и я уж не стала ему звонить. Он вообще отнюдь не «джентльмен», чувство долга тут и не ночевало. Я решила сама его не беспокоить больше. А вчера он вдруг заявился с повинной (конечно, в обществе приятеля-бородача, не того, а нового). Приятель занимается реставрацией икон. Обещал мне с этим помочь, у меня порядочная коллекция. А сегодня Эд приглашает меня и вчерашнего друга в какой-нибудь «кабачок». Честно говоря, не хочется идти, не люблю я это пижонство, но уж сговорилась. Он удачно продал картины. Уходит с работы, едет в Тарусу на лето и зиму. Зовёт в гости. Я была с ним «холодна и неприступна» из-за его предыдущего поведения, но потом поняла, что он не виноват. Что с него взять? Напился, наверное, где-нибудь. Очень расспрашивал про тебя, приедешь ли ты. Я передала от тебя привет.
Солнышко, ты очень мало пишешь о себе, о своей жизни. Как-то больше о поверхностных вещах, а сущность от меня ускользает.
Целую тебя и обнимаю. Большой привет Е. А. Вспоминаю вас обеих очень часто. Всем театральным подругам – привет.
Твоя Наташа
8. 26 апреля 1965, Москва
Родной мой человечек, здравствуй!
Что-то очень редки стали от тебя письма, а ты-то, оказывается, думаешь: «не часто ли слишком?» Я каждый день несколько раз в претензии на свой почтовый ящик, он нехорошо себя ведёт в последнее время. Ну, ты не думай, я ведь шучу. Прекрасно понимаю, что некогда. Я-то с удовольствием писала бы тебе чаще, но жизнь течёт так однообразно, да и на душе нерадостно.
Тут предлагали мне работу на телевидении штатным художником. Для начала 120 р. плюс раз в два месяца спектакль по договору. Я думала-думала, гадала-гадала, да и отказалась. Ведь это закабалишься с 9 до 5 каждый день, никуда не уйдёшь, нужно с головой уйти в эту специфику и от театра (а главное, прощайте все мечты о писании картинок!) придётся отказаться. Кроме того, я утром всегда гуляю с отцом. Там (в телестудии) у меня много знакомых работает (такие все пьянчужки). Во
