Джаннетт Уоллс - Замок из стекла
Действительно, термитов было много, и деревянный дом они поели серьезно. Мы продолжали наступать на подъеденные ими половицы, проваливаться и создавать таким образом новые дырки в полу. «Черт подери, кажется наш пол начинает напоминать кусок швейцарского сыра», – прокомментировал это папа. В один прекрасный день он попросил нас принести ему молоток, длинные гвозди и кусачки по металлу. Папа закончил пить пиво из банки, которую разрезал, отбил молотком, сделав плоской, после чего прибил гвоздями на одну из дырок. «Этого явно маловато», – сказал он, после чего отправился покупать еще упаковку из шести банок для того, чтобы заделать другие дырки. Каждый раз при появлении новой дырки он покупал пиво, брал инструменты и заделывал пробоину.
Многие наши соседи по Третьей Норд-стрит были откровенно странными. Чуть ниже по улице в огромном разваливающемся доме с верандой, обитой фанерой для увеличения площади внутренних помещений, жили цыгане. Они постоянно у нас что-то воровали. Однажды Брайан не смог найти одну из своих ходуль, после чего обнаружил, что старая цыганка использует ее в виде трости. Старуха не намеревалась отдавать Брайану его вещь, и мама начала ругаться с главой цыганского клана. На следующий день на нашей веранде мы нашли курицу с перерезанным горлом. Мы решили, что это цыганская магия. Мама сказала, что с магией нужно бороться только с помощью магии. Она вынула свиную кость из казана с бобами и подошла к цыганскому дому, размахивая костью в воздухе. Стоя на тротуаре перед их домом и держа кость перед собой как распятие во время экзорцизма, мама прокляла весь цыганский клан вместе с их домом-развалюхой, обещая, что строение развалится, земля разверзнется и поглотит нерадивый цыганский клан со всеми потрохами, если они хотя бы раз подумают о том, как нам напакостить. На следующее утро ходуля Брайана лежала у нас на веранде.
В нашем районе жили и извращенцы. Большей частью это были горбатые и неухоженные старики с писклявыми голосами, которые стояли на углах улиц, провожая девочек до школы. Они всячески пытались прикоснуться, например, помочь, когда кто-то из нас перелезал через забор, и сулили кучу конфет и много мелочи, если с ними кто-нибудь из нас «поиграет». Мы называли их «козлами» и кричали, чтобы они от нас отстали. Впрочем, я старалась не быть к ним слишком злой, потому что не знала, говорят они правду или нет. Кто знает, может быть, они действительно искренне хотели с нами подружиться.
По ночам родители оставляли входную дверь и все окна открытыми. Они говорили, что при отсутствии кондиционера это единственный способ проветрить помещение от застойного жаркого воздуха. Время от времени в открытую входную дверь забредал пьянчуга или бомж, который принимал наш дом за покинутый. Когда мы утром просыпались, то порой находили незваного гостя спящим в гостиной. После того как этих гостей пробуждали из объятий Морфея, они дико извинялись и поспешно убирались туда, откуда пришли. Мама всегда говорила, что они – всего лишь безвредные пьяницы.
Морин исполнилось четыре года, и она очень боялась привидений. Ей часто снилось, как люди в масках для Хэллоуина крадутся внутрь нашего дома. Однажды, когда мне было почти десять лет, я проснулась от того, что кто-то щупает руками меня между ног. Я не могла взять в толк, что происходит. Дело в том, что мы спали в одной кровати с Лори, и я подумала, что это она как-то неловко повернулась во сне. В полусне я оттолкнула чью-то руку.
«Я просто хочу с тобой немного поиграть», – услышала я мужской голос.
Я моментально узнала этот голос. Это был немытый человек со впалыми щеками, который недавно появился на нашей улице. Он уже несколько раз порывался довести нас до школы и успел всучить Брайану комикс под названием «Дети на ферме», где все мальчики и девочки были изображены только в трусах.
«Извращенец!» – громко закричала я и пнула его ногой. В нашу комнату вбежал Брайан с мачете, которое стояло у него около кровати, и визитер мгновенно ретировался через открытую входную дверь. Папы в ту ночь не было, а когда мама спала, то ее и пушкой было невозможно разбудить, поэтому мы с Брайаном бросились вслед за извращенцем. Мы выскочили на освещенный фонарями тротуар и увидели, как наш незваный гость исчез за углом. Мы некоторое время его искали, и Брайан с досады порубил своим мачете кусты, но тот скрылся без следа. По дороге домой мы били друг друга по плечу и хлопали ладонями в приветствии хай-файв, словно бейсболисты во время матча. Мы решили, что у нас была охота на извращенцев, которая сродни охоте за Чертенком с той лишь разницей, что извращенцы отнюдь не плод нашего воображения, а реальные живые люди.
Когда на следующее утро мы рассказали папе о том, что произошло, он заявил, что уроет этого сукиного сына. Втроем мы вышли на охоту за извращенцами, но не нашли вчерашнего гостя. После этого случая я попросила родителей закрывать на ночь входную дверь и окна, чтобы мы могли спать спокойно, но родители меня не послушались. Они говорили, что им необходим свежий воздух и мы не должны поддаваться страху.
Так что ночью окна продолжали быть открытыми. Морин продолжали сниться кошмары о людях в масках для Хэллоуина. А я с бейсбольной битой и Брайан, вооруженный мачете, время от времени выходили на охоту за извращенцами.
Мама с папой всегда учили нас тому, что никогда не надо бояться быть таким, какой ты есть, и никогда не надо слушать тех, кто, основываясь на собственных представлениях и предрассудках, говорит окружающим, как им надо жить. Папа учил нас, что мы должны просто игнорировать мракобесов и невежд. Однажды мама пошла с нами в главную библиотеку. Погода была очень жаркой, и она предложила нам окунуться в фонтане перед зданием. Уровень воды в водоеме фонтана был слишком низким для того, чтобы плавать, поэтому мы просто бултыхались или передвигались, перебирая по дну руками. Вскоре вокруг нас собралась небольшая толпа зевак, и некоторые делали маме замечание: мол, в фонтане купаться запрещено.
«Не суйтесь в чужие дела», – ответила мама. Я устыдилась своего поведения и стала вылезать из фонтана. «Не обращай на них внимания!» – приказала мне мама, которая всегда учила нас игнорировать мнение посторонних людей. После этого мама сама залезла к нам в воду, отчего волна воды перелилась через край фонтана.
Мама даже в церкви никогда не обращала внимания на осуждающие и косые взгляды окружающих. Она считала, что монахини убивают всю радость церковной духовности, и не следовала большинству религиозных правил и предписаний. Можно сказать, что мама воспринимала десять заповедей как десять рекомендаций. Впрочем, это нисколько не мешало ей считать себя набожной католичкой и ходить с нами в церковь практически каждое воскресенье. Мы посещали службу в соборе Св. Марии, который был самым большим и красивым храмом города. Это было песочного цвета здание с двумя огромными колокольнями, величественными витражами и двумя изогнутыми, засиженными голубями лестницами, которые вели к массивной входной двери. Все остальные матери надевали на службу свою лучшую одежду. Они появлялись в черных кружевных мантильях на голове и с зелеными, красными или желтыми дамскими сумочками, цвет которых обязательно сочетался с расцветкой обуви. Мама считала, что не имеет никакого значения, как ты выглядишь в церкви. Она говорила, что Богу все равно, во что ты одет, поэтому спокойно приходила на службу в порванной и испачканной красками одежде. Мама считала, что главное – не внешний вид, а твой дух и вера. Когда все начинали петь, она демонстрировала свой дух всем присутствующим, начиная петь так громко, что на нас оборачивались.
Когда к нам присоединялся папа, посещения церкви становились еще более конфликтными. Все в семье папы были баптистами, хотя сам он вырос атеистом. По его словам, он верил в науку и здравый смысл, а не в «суеверия и вуду». Однако мама в свое время отказалась рожать детей, если папа не согласится с тем, что они должны быть воспитаны как настоящие католики, а сам папа будет в праздники посещать церковь вместе с ними.
Во время проповеди папа внутренне негодовал и ерзал на церковной скамье. Он сдерживался, пока священник разглагольствовал о том, как Иисус воскресил Лазаря. Потом прихожане выстраивались в очередь, чтобы причаститься. Тут папа обычно не выдерживал. «Йо, падре!» – по-свойски кричал он, чтобы привлечь внимание священника. В голосе папы не было ни грамма враждебности, но священник всеми силами старался его игнорировать. Папа начинал говорить о том, что с научной точки зрения чудеса, о которых священник рассказывал, совершенно невозможны. Священник продолжал игнорировать папу, который уже начинал злиться. Поскольку священник продолжал игнорировать папу, тот окончательно терял терпение и начинал громко говорить о незаконнорожденных детях папы Александра VI, неслыханном гедонизме папы Льва X, симонии[31] во времена папы Николая III или об убийствах во имя церкви во времена испанской инквизиции. Что можно было ожидать, заканчивал папа свой монолог, от учреждения, где управляют мужчины в юбках, обязанные придерживаться целибата, по крайней мере, в теории?
