Валентина Мирошникова - 100 знаменитых судебных процессов
Присутствовавших на судебных слушаниях зарубежных журналистов поразил внешний вид обвиняемых. Старики казались раздавленными, измученными, морально уничтоженными, многие плакали. Мрачковский постоянно харкал кровью и время от времени терял сознание. Молодые же подсудимые представляли собой резкий контраст с товарищами по несчастью. Они вели себя бравурно, охотно и подробно рассказывали о связях своего центра с гестапо и западными троцкистами, говорили о подготовке физического уничтожения ряда правительственных лиц. Что ж, совесть — это тоже товар, который при случае может продаваться по сходной цене. Особенно если в роли последней выступает жизнь.
На процессе, проходившем в Москве в августе 1936 года, помимо «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» фигурировал также некий «московский центр», в ведении которого, по утверждению прокуратуры, находилась подготовка уничтожения Сталина и Ворошилова. Как указывали материалы дела, эти террористические акты должны были осуществляться на основании директивы Троцкого, якобы изложенной в письме последнего, привезенном в СССР в 1934 году сестрой Дрейцера. Мол, Дрейцер лично переслал указание Мрачковскому в Казахстан, а тот «из соображений конспирации» сжег листок. Прокуратура безапелляционно утверждала, будто директивы об уничтожении высокопоставленных лиц получил также Смирнов. То, что он к тому моменту уже полтора года сидел в следственном изоляторе, организаторов процесса, по-видимому, ничуть не смущало. Вышинский вообще не считал необходимым выискивать какие-либо доказательства в данном случае. Он просто заявил: «Я глубоко убежден, что вы знали о ней, хотя и сидели в политизоляторе».
Несмотря на давление со стороны прокуратуры и следователей, не все подсудимые признали на суде свое участие в террористической деятельности. Смирнов и Гольцман — единственные из обвиняемых, кто в начале 30-х годов действительно связывался с Троцким, — категорически отвергли это обвинение. Они также отказались признать само существование подпольного центра. Именно по этой причине ответы Смирнова, например, в судебном отчете приводились не полностью, а в «сокращенном виде». Когда же ряд подсудимых «подтвердили», что именно Смирнов являлся «заместителем Троцкого в СССР», он бросил едкую реплику: «Вы хотите вождя? Ну, возьмите меня». В последнем слове этот обвиняемый продолжал отрицать свою причастность к преступлениям, совершенным «троцкистско-зиновьевским центром». Остальные подсудимые были сговорчивее только в той части обличений, которая касалась Троцкого. Особенно усердствовали в этом вопросе Зиновьев и Каменев. Они также признали, что убийство Кирова — дело их рук.
Отступая от темы, следует сказать, что сам Троцкий, характеризуя тот фарс, который выдавали за «справедливый процесс против врагов народа», писал, что заседания утомили общественное мнение своими сенсационными несообразностями задолго до вынесения приговора. А заключительную речь Вышинского, мол, мог заранее написать любой журналист, разве что с меньшим количеством площадных ругательств. Троцкий указывал, что прокурор, который в годы революции присоединился к белым, после победы оппонентов сумел найти себе тепленькое местечко, однако долгое время чувствовал себя униженным и подозреваемым. И тут Вышинский получил такую великолепную возможность от души вывалять в грязи имена тех, о ком он ранее вынужден был говорить с преувеличенной почтительностью: Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Каменева, Раковского и прочих.
Несмотря на предварительную подготовку общественного мнения к самому жесткому приговору шаткость «показаний» обвиняемых и отсутствие доказательств их вины вынудили суд признать, что «фактов, которые дали бы основание квалифицировать действия подсудимых как подстрекательство к гнусному преступлению, выявлено не было». Несмотря на это Зиновьева по приговору упекли за решетку на 10 лет, Евдокимова — на восемь, а Каменева и других проходивших по данному делу лиц на пять лет. Тем не менее, конечная формулировка приговора явно намекала, что в будущем могут появиться новые «факты», которые снова приведут участников «процесса 16-ти» на скамью подсудимых.
Шахтинское дело
Печально известный судебный процесс, состоявшийся в Москве в мае — июле 1928 года. В ходе разбирательства группа инженеров и техников была необоснованно обвинена в создании контрреволюционной вредительской организации, которая якобы долгое время действовала в Шахтинском и некоторых других районах.
Так называемое «Шахтинское дело», положившее начало массовым репрессиям против украинской технической элиты, было сфабриковано органами ОГПУ почти 80 лет назад.
Однако до сих пор этот «липовый» процесс вызывает большой интерес и поражает циничностью, с которой действовало обвинение.
Вторая половина 20-х годов XX века стала тяжелым временем для СССР. Именно тогда новая власть решила провести промышленную реконструкцию всех крупных предприятий, что, естественно, не могло не привести к временному спаду производства. Положение усугублялось еще и тем, что в стране в это же время свирепствовали продовольственный, финансовый и товарный кризисы. Тяжелее всего приходилось работникам тех сфер, где по-прежнему использовалось устаревшее оборудование и остро не хватало квалифицированных специалистов. В таких отраслях в ходе индустриализации постоянно возникали непредвиденные сложности, «прорывы», часто не выполнялись производственные планы, спущенные «сверху». В принципе, виновников найти было несложно: новоявленные спецы из Совнаркома далеко не всегда соответствовали занимаемым должностям. Но. значительно проще отыскать пресловутого козла отпущения, на которого можно с легкостью повесить все грехи, чем признаться в собственной некомпетентности. Вот советская власть и отыскала источник головной боли в промышленности — в лице тех инженеров, которые работали на предприятиях еще до революции.
А старые специалисты в своем большинстве, как назло, не скрывали недовольства. Еще бы! Они то прекрасно понимали, что штурмовщина, экономические просчеты партийных выдвиженцев, необдуманные указания членов Совнаркома просто толкают промышленность к полному развалу. Из-за некомпетентности и стремления к показухе представителей новой власти на предприятиях регулярно нарушались технологический процесс и правила техники безопасности, а устаревшее оборудование не выдерживало нагрузок. Это, в свою очередь, приводило к резкому возрастанию количества аварий и несчастных случаев. Причем, заметьте: старые инженеры предупреждали об этом своих амбициозных коллег «выдвиженцев». Да только мнение «осколков старого режима» мало кого интересовало, и на предприятия сыпались требования в стиле: «Давать стране угля, не считаясь с потерями и аргументами вредителей с логарифмическими линейками». Да разве и могло быть иначе, если «вождь всех народов» заявил, что ЧП в промышленности — результат обострения «сопротивления классовых врагов»?!
Шахтинский округ, кстати, вызывал интерес ГПУ давно. Еще в начале 20-х годов там имели место волнения среди рабочих рудников, которые заявили о своих правах и выдвинули петицию из 12 пунктов (требования улучшения экономических условий труда, повышения зарплаты, соблюдения техники безопасности, развития самоуправления и т. п.). Тогда забастовка и манифестация были подавлены войсками. Затем, уже в мае 1927 года, произошел новый всплеск недовольства. В рабочей среде росли волнения по поводу введения новых, повышенных норм и пониженных расценок по новому коллективному договору (из-за этого реальные заработки упали вдвое). В общем, сложившаяся ситуация ставила горняков перед извечным вопросом «Кто виноват?». И, естественно, ответ на него тоже оказался банальным. Ведь, как ни крути, а в России во все века и во всех бедах были виноваты евреи и интеллигенты. Ну не могли же, в самом деле, шахтеры обвинить в развале промышленности и собственном обнищании партию и правительство! Во-первых, вряд ли это многим просто могло прийти в голову. А во-вторых, как говорится, себе дороже.
В общем, никто особенно не удивился, когда 12 марта 1928 года в «Известиях» появилась статья, посвященная раскрытию «антисоветской вредительской организации» в угольной промышленности Донбасса. В нее якобы входили инженеры «старой закалки». Прокурор Крыленко, поддержавший государственное обвинение, состряпал акт, согласно которому «вредители» оказались повинны в подрыве каменноугольного производства, нерациональном строительстве, лишних затратах капитала, снижении качества продукции, а также развале шахт и заводов. То есть государство, обрадовавшись наличию подходящих кандидатур на роль козлов отпущения, свалило на них все реальные проблемы советской власти в угольной отрасли. О том, что для развала производства требовалось всего лишь выполнять указания вышестоящих инстанций, никто, понятно, не упоминал.
