Лоуренс Аравийский - Семь столпов мудрости

Три сотни таких зарядов должны были заставить турок ремонтировать путь добрую неделю. Это могло стать счастливым воплощением крылатой фразы Алленби о «трех солдатах и мальчишке с пистолетами». Я повернулся, чтобы пойти обратно к отрядам, и в этот момент произошли два события. Пик подорвал свой первый заряд, поднявший клубы черного дыма, похожие по очертанию на пышный тополь, и глухое эхо взрыва долго катилось по округе. Турки подняли в воздух первый аэроплан, направившийся прямо на нас. Мы с Нури Саидом отлично укрылись в глубоких естественных расселинах обнажения породы на южной стороне холма. Там мы спокойно ожидали бомбежки, но это был всего лишь аэроплан-разведчик, который, изучив наше расположение, тут же вернулся в Дераа.

Очевидно, его пилот сообщил плохие новости своему начальству, так как в воздух быстро поднялись один за другим три двухместных аэроплана, четыре разведчика и допотопный желтопузый «альбатрос». Они покружили над нами, сбрасывая бомбы и поливая нас пулеметным огнем. Нури загнал своих пулеметчиков вместе с их «гочкисами» в расселины скал и приказал открыть ответный огонь. Пизани задрал вверх стволы своих четырех горных орудий и оптимистически выпустил несколько шрапнельных снарядов. Это расстроило боевой порядок аэропланов противника, и они виражом ушли на полной скорости к своему аэродрому. Цель их налета осталась непонятной.

Мы рассредоточили солдат и верблюдов, а нерегулярные войска – бедуины рассредоточились сами. Единственным способом обеспечения безопасности было такое рассредоточение, при котором в поле зрения противника попадали бы только мельчайшие мишени, потому что на открытой равнине хорошо укрыться не мог бы даже заяц. У нас зародились плохие предчувствия, когда мы, глядя на множество точек, усеявших склоны, осознали, сколько тысяч людей подчинялись нашим командам. Было странно стоять на вершине холма, глядя на эти квадратные мили, кишевшие людьми и верблюдами, среди которых с неправильными промежутками рвались бомбы, поднимавшие молчаливые, ленивые клубы дыма, казавшиеся совершенно не связанными с громом разрывов, или вспыхивали султаны пыли, выбиваемой из грунта пулеметными очередями.

Все выглядело и звучало предельно тревожно, но египтяне продолжали работать так же методично, как они ели. Четыре группы рыли ямы для «тюльпанов», тогда как Пик с одним из своих офицеров подрывали каждую серию по мере готовности заряда. Двух пироксилиновых шашек в одном «тюльпановом» заряде было мало для того, чтобы взрыв был достаточно заметным, и аэропланы, казалось, не видели того, что мы продолжали делать. По крайней мере, не бомбили египтян специально, а поскольку разрушение постепенно продвигалось по полотну дороги, отряд уходил все дальше от опасной зоны, углубляясь в спокойный северный ландшафт. Мы определяли их продвижение по разрушению телеграфной линии. На нетронутых участках столбы стояли прямо, удерживаемые натяжением проводов, но по мере того, как Пик переходил с одного участка на другой, они теряли устойчивость, шатались или просто падали.

Нури Саид, Джойс и я собрались на совет, чтобы решить, как добраться до ярмукского участка Палестинской железной дороги, чтобы окончательно перекрыть Дамасскую и Хиджазскую. Имея в виду сведения о противодействии, мы должны были использовать возможность отвести почти всех наших людей, что представляется мудрым решением в условиях постоянного воздушного наблюдения, потому что, с одной стороны, бомбы могли бы нанести нам такой же крупный ущерб, как марш через открытую равнину, а с другой – диверсионный отряд Пика остался бы на милость Дераа, если бы турки набрались смелости совершить вылазку. В настоящий момент они были напуганы, но время могло сделать их храбрыми.

Пока мы колебались, все разрешилось самым чудесным образом. Джунор, пилот аэроплана BE‑12, теперь единственного в Азраке, услышал от оставшегося без машины Мерфи об аэропланах противника в районе Дераа и самостоятельно принял решение занять место «бристоль-файтера» и выполнить воздушную программу. Так, когда дела приняли для нас наихудший оборот, он внезапно принялся демонстрировать фигуры высшего пилотажа.

Мы смотрели на это со смешанными чувствами, потому что его безнадежно устаревшая машина могла сделать его добычей для любого из аэропланов – разведчиков противника или из двухместных истребителей. Но, во-первых, он удивил турок, обстреляв их из своих двух пулеметов. Они разбежались по укрытиям, внимательно наблюдая за своим неожиданным оппонентом. Он улетел на запад, за железную дорогу, и они пустились за ним в погоню.

У нас царил полный покой. Нури воспользовался затишьем, чтобы собрать триста пятьдесят солдат регулярной армии, с двумя или тремя орудиями от Пизани, и спешно отправил их верхом на верблюдах за Тель-Арар: это был первый этап их марша на Мезериб. Если бы аэропланы налетели на нас получасом позже, они, вероятно, не заметили бы ни уменьшения количества наших солдат на холме, ни рассеянных групп, скрытно пробиравшихся по каждому склону, прячась в каждой низинке, чтобы уйти по стерне сжатых полей на запад. С высоты птичьего полета эта обработанная земля, должно быть, выглядела как стеганое одеяло. От земли поднимались высокие стебли кукурузы, а чертополох, разросшийся вокруг полей, доставал до седла.

Вслед за солдатами мы отправили крестьян. Получасом позднее, когда я позвал своего телохранителя, который мог бы доехать до Мезериба раньше всех остальных, мы снова услышали в небе гул мотора. К нашему удивлению, вернулся Джунор, целый и невредимый, хотя его машина была с трех сторон пробита вражескими пулями. Применяя фигуры высшего пилотажа, он, отстреливаясь, ускальзывал от противника. К счастью, турецких машин было слишком много, и они мешали друг другу вести точный прицельный огонь по Джунору, в противном случае исход боя был бы не в его пользу.

Мало надеясь на то, что он сможет благополучно приземлиться, мы устремились к железной дороге, где была полоса грунта, не слишком изобиловавшая валунами. Каждый старался побыстрее ее очистить, но Джунор уже снижался. Он сбросил нам записку о том, что у него кончается бензин. Мы яростно работали последние пять минут и наконец подали ему сигнал на посадку. Он резко пошел на снижение, но как раз в этот момент пронесся сильный порыв ветра под острым углом к глиссаде снижения. В любом случае очищенная полоса была слишком мала. Аэроплан мягко коснулся земли, но порыв ветра повторился, стойка шасси сломалась, и машина перевернулась.