Леонид Млечин - МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева

— Весь его календарь состоял из поездок по республикам, — вспоминает Грачев. — Он понимал, что от того, насколько ему удастся поладить с республиканскими руководителями, зависит восстановление государства, да и его пребывание на этой должности.

Шеварднадзе боялся распада СССР, внушал своим партнерам на переговорах, сколь важно для всего мира сохранить единую страну. Западные лидеры предпочли бы по-прежнему иметь дело с Советским Союзом, а не с пятнадцатью новыми государствами, но их собственные эксперты докладывали, что, судя по всему, Советский Союз не сохранится. Подозревать Шеварднадзе в том, что он на всех должностях в Москве оставался тайным грузинским националистом и мечтал о разрушении страны, нелепо.

— Больших разрушителей, чем путчисты, я не вижу, — считает Грачев. — Шеварднадзе был кадровым продуктом советской системы. Не было ему резона рубить сучья, на которых он так величественно и вельможно восседал.

Как минимум можно твердо сказать, что на посту министра иностранных дел СССР ему жилось лучше, чем потом в роли президента независимой Грузии. Но Советский Союз распался, исчезло союзное правительство и сама его должность.

19 декабря 1991 года Георгий Фридрихович Кунадзе, заместитель министра иностранных дел России, зашел к Шеварднадзе, чтобы показать ему проект указа Ельцина о переводе собственности советского министерства под юрисдикцию России.

— Моя единственная просьба, — сказал Шеварднадзе, — касается сотрудников министерства. Не будьте к ним слишком суровы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГРУЗИЮ

Через три месяца после распада Советского Союза Шеварднадзе бросил спокойную и комфортную жизнь в Москве и поехал в Грузию. Зачем он это сделал? Тщеславное намерение завершить карьеру президентским постом? Желание помочь родине в трудную минуту? Тоска по активной деятельности? Годится любой вариант ответа или их сочетание.

Шеварднадзе было тесно под Горбачевым. У него были идеи, которые он не мог реализовать на посту министра. И вдруг — чудесный поворот судьбы: он становится первым человеком. Пусть не в такой огромной стране, как СССР, но зато у себя на родине.

В роли отставного министра его ждала комфортная и спокойная жизнь. Возле особнячка на тихой улице в Москве, где удобно разместилась Внешнеполитическая ассоциация — синекура, которую придумал себе Эдуард Шеварднадзе, — сменялись лимузины с посольскими номерами и флажками. Не только аккредитованные в Москве послы, все самые высокопоставленные иностранные гости спешили побывать у Шеварднадзе. Его ждали в любой части света с лекциями и выступлениями, которые отменно оплачиваются. И такой жизни он предпочел прыжок в неизвестность. Сам Шеварднадзе сказал так:

— Я знал, что, если бы я не вернулся в Грузию, она бы погибла.

Если это и преувеличение, то не очень большое. Когда Шеварднадзе поехал в Грузию, расставшуюся со Звиадом Гамсахурдиа, многие в России и за ее пределами вздохнули с облегчением. В Грузии, которую раздирала гражданская война, где царило безвластие и хозяйничали вооруженные группировки, казалось тогда, воцарится цивилизованный порядок.

От Шеварднадзе ждали великого царствования, а он начал войну с Абхазией, поссорился с Россией и вообще все меньше походил на человека, который когда-то отказался от власти и почестей, потому что не желал участвовать в закручивании гаек и возможном кровопролитии. Это была большая неожиданность для всех, кто его знал. Но с еще большей неожиданностью столкнулся он сам. Он, наверное, растерялся, оказавшись совсем не в той стране, которую когда-то оставил. После трагедии 9 апреля 1989 года Грузия быстро дошла до точки кипения. Он вернулся в страну, где запросто могли свергнуть любого президента, опрокинуть в грязь вчерашнего кумира, где люди все споры решали с помощью оружия.

Движение к независимости не удалось возглавить никому. Грузинское общество рассыпалось на множество мелких партий, которые темпераментно выясняли отношения между собой. 31 марта 1991 года в Грузии состоялся референдум, грузины проголосовали за независимость. 9 апреля Верховный Совет республики провозгласил Грузию независимым государством. 26 мая на первых президентских выборах победил Звиад Гамсахурдиа, сын классика грузинской литературы.

Первый глава Грузии — закомплексованный, обращенный в себя вчерашний диссидент — не годился на роль лидера. В своей не очень счастливой жизни он привык делить людей на друзей и врагов. Врагов всегда оказывалось больше, чем друзей. Гамсахурдиа был обречен потому, что не сумел стать главой всех грузин. Он получил неограниченные полномочия. Но плохо ими распорядился.

«Первый президент Грузии, придя к власти, начал закручивать гайки и расправляться с несогласными, — писали тбилисские журналисты Вадим Анастасиади и Этери Какабадзе. — Митинги протеста разгоняли силой, а порой и стрельбой. Депутатам-оппозиционерам приходилось идти на заседания Верховного Совета под градом проклятий и оскорблений, которыми их осыпали фанатичные женщины, прозванные в народе «черные колготки». Их летучие «зондеркоманды» появлялись там, где нужно, и расправлялись с любым, кто посмел идти против их кумира. Возможно, именно женщины, не чаявшие души в «красивом, умном, образованном, умеющем говорить по-английски и играющем на пианино» Гамсахурдиа, создали впечатление, что он безальтернативный лидер и любимец народа. Но это было далеко не так».

Звиад Гамсахурдиа с юности был диссидентом. В 1956 году вместе с Мерабом Коставой они написали опасную по тем временам листовку, где были такие слова: «Грузины! Не забыли ли вы кровавую ночь 9 марта? Не забыли ли вы 1924 и 1937 годы — годы уничтожения и истребления грузинского народа? Братский привет и сочувствие героическому венгерскому народу!»

Другим такая «злобная антисоветская вылазка» дорого бы обошлась. Для сына классика сделали исключение — он отделался условным сроком. Ситуация изменилась после смерти в 1975 году Константина Гамсахурдиа. Теперь уже за публикации в самиздате и эмигрантской прессе его сына решили посадить. В апреле 1977 года Звиада арестовали. Он сотрудничал со следствием, публично каялся и просил прощения, что было показано по республиканскому телевидению. Заключение ему заменили ссылкой. Другие диссиденты, отбывшие большие сроки, этого Гамсахурдиа не простили.

В перестроечные годы Звиад стал в республике самым популярным политиком. Растерянные сломом социализма и распадом единого государства, люди возлагали на него фантастические надежды. Но Звиад оказался дилетантом в политике. Он совершил немало непоправимых ошибок. Его лозунг «Грузия для грузин» отпугнул очень многих.