Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

И вот произошло то, что уже подготовлялось в течение трех лет постепенным ослаблением моих связей с Московской Патриархией — летом 1930 года между мною и митрополитом Сергием произошел разрыв. Случилось это так.

В начале поста 1930 года архиепископ Кентерберийский пригласил меня в Лондон на однодневное моление о страждущей Русской Церкви. Я решил ехать. За нас будет молиться вся Англия, а я останусь в Париже безучастным свидетелем единодушного сочувствия всех Церквей к страждущей нашей Церкви? Невозможно! Моя совесть повелительно требовала моего участия в этих молитвах; так же, несомненно, была настроена и моя паства.

Я провел в Англии с неделю. Давно я не испытывал такого светлого чувства братской христианской любви между Церквами, какое испытал в эти незабвенные дни, когда вся церковная верующая Англия коленопреклоненно молилась о прекращении тяжких страданий нашей Русской Православной Церкви [253]… Политических целей я никаких в Англии не преследовал и с политическими речами нигде не выступал. Всюду, где мне приходилось говорить речи, я лишь благодарил за сочувствие, просил и впредь поддерживать нашу страдалицу Мать Церковь своими молитвами. И вот эти выступления и послужили поводом к строгому запросу из Москвы от митрополита Сергия: на каком основании вы позволили себе разъезжать по Англии, призывая к протесту против СССР? Тут же было высказано требование свою поездку осудить и дать обязательство такого рода выступления более не повторять… Горько мне было читать эти несправедливые упреки, продиктованные внушениями советской власти, и я резко ответил митрополиту Сергию, что моление в Англии имело не политический, а религиозный характер: это был протест религиозной и вообще человеческой совести против страшных гонений на Церковь в советской России; доказательством тому — договор английского правительства с СССР, заключенный как раз во время моего пребывания в Англии. Митрополит Сергий на это письмо обиделся и потребовал от меня точного определения моей церковной линии. Я ответил. Очевидно, мое объяснение было признано неудовлетворительным, потому что вскоре же я получил от митрополита Сергия Указ от 11 июля того же 1930 года № 1518 об увольнении меня от управления Русской Церковью в Западной Европе с предписанием передать все епархиальные дела архиепископу Владимиру.

Владыка Владимир принять должность отказался и послал в Москву соответствующее заявление, и потому я не мог сдать ему епархии. Продолжались мои пререкания с митрополитом Сергием, который прислал мне ультимативные требования: а) осудить мою поездку в Англию; б) дать подписку никогда не повторять таких выступлений на будущее время и в) подтвердить строгое исполнение данного обещания о невмешательстве в политику. Ответ на этот ультиматум мне очень облегчило очередное второе Епархиальное собрание, состоявшееся тем летом. Пред ним я со всей искренностью и во всех подробностях разъяснил историю моего конфликта с митрополитом Сергием и на его окончательный суд отдавал вопрос о моем увольнении. Собрание встретило весть о моем увольнении с возмущением. Оно окружило меня любовью, горячо выражало мне свою преданность. Трогательно и единодушно прозвучал этот соборный голос духовенства и мирян. Члены Съезда обратились ко мне с горячей просьбой не покидать епархии, не обрекать ее на новые гибельные потрясения, а продолжать управлять тем кораблем, который мне поручен волею почившего Патриарха Тихона. Никогда не забуду я этого любящего голоса моей паствы! Я почувствовал, что оставлять овец на расхищение я не могу, что мой пастырский долг оставаться на своем посту ради блага паствы, несмотря на грозные, несправедливые запрещения из Москвы. В этом смысле, опираясь на голоса Епархиального собрания, я сделал подробный и обстоятельный доклад митрополиту Сергию. Я доказывал ему всю несправедливость его решения, вытекающего из того, что ему не видно из Москвы особенного положения наших заграничных церквей, и просил ради блага Церкви отменить его несправедливый Указ об увольнении меня без суда. Если же наше ходатайство — и мое личное, и моих епископов, и всего Епархиального собрания — не будет удовлетворено, то во избежание на будущее время подобных недоразумений, я просил предоставить нам право организовать временно, до установления нормальных сношений с центральной властью, самостоятельное управление заграничными церквами, на основании Указа местоблюстителя патриаршего престола митрополита Агафангела от 1920 года 20 ноября, хотя этот Указ был издан для русских епархий, оторванных от центра фронтами гражданской войны. Митрополит Сергий не внял моим доводам и подтвердил увольнение меня от управления епархией с запрещением в священнослужении; а управление было поручено митрополиту Литовскому Елевферию. Такое же запрещение налагалось и на сослужащих мне епископов и на все духовенство, если оно не подчинится митрополиту Елевферию. В юрисдикцию митрополита Елевферия отошли очень немногие: епископ Вениамин, иеромонахи Стефан и Феодор, имевшие его своим "старцем", и протоиерей Гр. Прозоров (Берлин). Согласно церковным канонам и церковной практике, и древней и новой, каждая церковь и каждый епископ имеют право апеллировать ко Вселенскому (Константинопольскому) Патриарху в тех случаях, когда они не находят справедливости у своей церковной власти. Случаев таких апелляций великое множество. Я посовещался с моими епископами, и мы единодушно пришли к решению — обратиться в Константинополь, о чем я и предупредил митрополита Елевферия. Епископ Вениамин и митрополит Елевферий уговаривали меня в Константинополь не ездить, но я в своем решении был тверд.

В Константинополь я выехал в сопровождении секретаря Епархиального управления Т.А. Аметистова.

Святейшим Патриархом тогда был Фотий II, прекрасный, чуткий и высокообразованный человек. Ему ставили в вину его отношение к "живоцерковникам"; от общения с ними он не уклонялся, полагая, что заблуждение "живой церкви" временное, что оно пройдет и ее разрыв с патриаршей Церковью не окончательный.

Патриархия в Константинополе находится на Фанаре — в той части города, где преимущественно живут евреи и которую, пожалуй, надо назвать задворками турецкой столицы.

Нас ввели в Патриархию не через главные ворота, а через другой вход. После того как турецкий султан приказал повесить на воротах Патриарха Григория, главные ворота всегда на запоре. Здание Патриархии — старый, просторный дом с громадной библиотекой. Во дворе патриаршая "великая" церковь. Патриарх Фотий принял нас в своем кабинете. Прием был ласковый, радушный. Нам гостеприимно отвели комнаты, и те несколько дней, которые мы в Константинополе прожили, мы были гостями Патриарха. Нас приглашали к трапезам, мы катались на патриаршем автомобиле, осматривая местные греческие церкви и окрестности Константинополя. В праздничные дни мы присутствовали на богослужениях в "великой" патриаршей церкви. В будни Патриарх посещает церковные службы утром и вечером в своей "малой" церкви и принимает участие в богослужении, совершая положенное для него по уставу чтение. Бывало, рано утром слышишь шаги по коридору и стук посоха: это Патриарх в церковь пробирается.