Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI

Итак, вот три рычага для подъема Церкви: для детей — воскресенью школы, для женщин — их симбокквай, для мужчин — их симбокквай.

Катихизаторы и священники должны учредить все это там, где еще не учреждено, и заботиться о поддержании везде; в Миссию же извещать о состоянии и ходе дела по всем этим трем статьям, чего до сих пор не было.

4. Катихизатор весьма часто, не имея дела в своем месте, ослабевает, навыкает к бездеятельности и падает нравственно. Отныне да не будет сего. Поставить в обязанность всем, коль скоро открывается свобода от занятий в своем месте, то есть истощилось число слушателей, а новых нет — искать слушателей в другом месте; в больших городах, например, в Хиросима, это может быть в одном и том же городе, то есть заводится сюччёодзё в другом конце города (для чего, если нужно, помощь дается от Миссии, по представлению священника); в небольших городах это не всегда может быть, и потому катихизатор при помощи христиан находит цуте — в другом городе или селении — но не дальше пяти ри, если нет водных или железнодорожных сообщений; собрав там слушателей, катихизатор переселяется туда и живет до тех пор, пока скажет им все вероучение от начала до конца, то есть, по крайней мере, первую часть Осиено кангами; кончив таким образом с ними и приготовив их к крещению, катихизатор вновь переходит в свое место, если там до того времени образовалась группа слушателей; разумеется, из своего места пребывания для беспрерывного научения новых слушателей катихизатор должен раза два–три или больше бывать и в другом месте для молитв с христианами и для хранения их и сбережения от охлаждения или расхищения. При такой методе, во–первых, у самих катихизаторов будет сохраняться доброе катихизаторское настроение — не ослабеют, не опустятся они от бездеятельности, во–вторых, у христиан будет поддерживаться ревность, чтобы иметь у себя катихизатора, они будут заботиться находить ему дело у себя, то есть находить новых слушателей.

Молодые наши катихизаторы как–то не являются достодолжно авторитетными по своей должности. Пусть они сохраняют скромность, приличную молодым людям, но учение преподавать должны с властью, ибо это не их учение — они только эхо — ученики вечного Бога, пред которыми нет стариков, а все юны и беспомощны. Нехорошо, если катихизатор искусственно дуется, как я видел одного протестантского — смотрит куда–то в сторону, вопросы переспрашивает, как будто он своею душою куда–то вглубь погружен — это отвратительно и смешно в молодом человеке; но в тоже время межеваться и исчезать пред всяким, кто постарше летами или чином, не сметь ясно и раздельно слово учения сказать, — хуже, чем плохо — это просто презрение возбуждает, и катихизатор самоумертвляет себя, сам делается виною своей бесплодности. Пусть он будет скромен и смирен, но учение говорит смело и с властью.

В третьем часу мы с о. Иоанном Оно отправились на пароход, идущий в Тоса. Напутствовать в эту краткую отлучку все–таки собралось несколько христиан, что показывает хорошую настроенность и усердие оосакских христиан. Между прочим, были Варвара, старуха, с Ириной — Ямамато, внучкой своей, дочерью бывшего в свите князя Токугава в Европе, ныне здесь служащего в банке; Ирина — крещена, по рождению, мною; ныне ей пятнадцать лет, но худая, бледная, видимо, заучившаяся, ибо училась сначала в какой–то протестантской школе, где, однако, стойко отстаивала свое православие, ныне учится в коотосёогакко; отец все еще неверующий; советовал ей и младшей сестре ее, Марии, действовать на сердце отца, чтобы обратить его; разум, видимо, у него холодный и скептический, но сердце может быть согрето детской любовью к восприятию учения — как например, Акила Кису был обращен своею семилетней дочерью чрез постоянные упрашиванья молиться вместе и надеванья ему креста на шею.

На пароход прибыли — довольно удобный, с отдельными каютами для пассажиров; ушли из Оосака в пятом часу, но простояли в Кобе до одиннадцати. О. Оно в это время рассказал мне историю оосакских христиан Лазаря и его жены. Жена — Акилина — была протестантка (кумкайквай), но перешла в православие — из–за чего бы? Оттого, что там очень строго требуют соблюдения воскресенья; нерекомендательно, по–видимому, для православных; однако выходит совсем не так; сделавшись православною, после предварительных наставлений в вере, и крестившись — ибо у конгрегациналов всего раз брызнут водой — она без всяких особых принуждений стала усердно ходить в Церковь каждое воскресенье, несмотря на то, что православная Церковь очень далеко от ее дома, а протестантская совсем близко. Оказывается, что там ее принуждали ходить в Церковь без всякого ее понятия о том, зачем это нужно, то есть без должного научения в вере; ныне же она поняла учение, усвоила его сердцем и ходит в Церковь столько же по внутреннему влечению, сколько в исполнение церковной заповеди. Муж ее Лазарь служил ревизором на одном большом торговом пароходе; не поберегся он от разврата, даже любовницу содержал в Нагасаки; развратная болезнь испортила его кровь: гнойные болячки покрыли его спину; доктора изрезали ее всю, после чего нагноения перешли в ноги, и он ныне ходит на костылях. В Нагасаки он в прошлом году заболел; любовница бросила его; приехала из Оосака ухаживать за ним Акилина; когда он докторами приговорен был к смерти, Акилина убедила его принять христианство и креститься; призван был из Кагосима о. Яков Такая и крестил его. Сверх всякого чаяния, он после стал поправляться, и ныне благодарит Бога, что Он чрез болезнь обратил его к себе: «Потерею ног, — говорит, — приобрел я душу»; но, вероятно, и ходить он опять станет. Лишь услышал он о моем приезде в Оосака, издалека, вместе с женой, прибыл в Миссию и с каким усердием слушал несколько наставлений! Цвет лица у него совсем здоровый, не может только владеть одной ногой. Дай Бог, ему и выздороветь, и сохранить навсегда его благоговейное настроение!

29 мая/10 июня 1892. Пятница.

На пароходе на пути в Тоса и Коци.

Какой–то оратор мало не всю ночь мешал спать, болтая во всю глотку всякий вздор в кают–компании. Оказалось: моряк, бывший на японском военном судне в Европе, гордящийся тем, что при представлении Султану, на вопрос: «Какой веры?», ответил: «Никакой»; чтущий своего Микадо как Бога и больше не признающий ничего высшего в мире; я стал было толковать с ним о религии, но скоро же должен был сказать: «Вам вера — тоже некони кобан», и кончить, чтобы не тратить попусту время. Целое утро употребил на чтение сочинений учеников катихизаторской школы, поданных как раз пред моим отъездом из Токио.