Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Мы были очень недовольны конницей – приди она на час раньше, когда в атаке мы гнали 3000 красных, бывших в панике, тогда они не добежали бы 250 шагов до своей канавы, и конница на карьере добила бы и изрубила бы еще до канавы.
Одним словом, нам не повезло с нашей конницей. Пользы от нее было мало. Теперь мы потеряли всю надежду на нее. Так до конца боя она больше и не появлялась. Тактического успеха она не достигла, но зато произвела на красных большое моральное впечатление. Так два каре красных до конца нашего боя и оставались на площадке в канаве, ожидая повторной конной атаки. Красный эскадрон конницы тоже помчался следить, что она будет делать и куда уйдет. Из 3000 массы красных осталось уже, вероятно, около 2000, а нас – уже около 50 человек.
Эта масса после своих успехов обнаглела и немедленно нас атаковала, но с большой осторожностью, все время поглядывая по сторонам. В канаве они были в безопасности от конницы, а в открытом поле, если бы опять налетела наша конница, они были бы изрублены.
На это надеялись и мы. Их атаку мы отбили. Они, отойдя 200–300 шагов от канавы, опять залегли и открыли ружейный огонь, но мы не отвечали. Патронов у нас уже осталось по нескольку обойм на человека. После отбития атаки красных мы отошли на 400 шагов и залегли, не отвечая на огонь красных.
Когда были у нас раненые, то мы относили их к повозкам и возвращались в бой. С убитых прежде всего забирали все патроны и распределяли их среди тех, кто уже не имел патронов, а затем забирали их документы. Уносить убитых у нас не было возможности, ввиду малого числа бойцов и наступления красных.
Через некоторое время красные снова атаковали нас, и эта атака с трудом была отбита за недостатком патронов и пулеметных лент. Так мы уже отошли на 800 шагов. Красные отошли уже шагов на 500–600 от своей канавы.
Где же наша конница? Логично рассуждая, она должна была бы быть не очень далеко от нашей цепи и, укрывшись от красных, наблюдать бой. Вот сейчас был благоприятный момент изрубить красных в поле, когда они уже далеко отошли от канавы.
Наконец у каждого из нас осталось почти по одной обойме, а пулеметных лент уже не было. По цепи мы доложили об этом командиру батальона и сказали ему, что у нас нет больше шансов отбить следующую атаку красных. Что прикажете делать? Получили приказ – 1-й и 2-й ротам отойти на дорогу к повозкам, а 3-й и 4-й ротам, в случае атаки красных, обстрелять неприятеля и немедленно отходить к повозкам.
Остатки нашего батальона в 30–32 человека беспрепятственно отошли под обстрелом красных. Они почему-то нас не преследовали. Вероятно, боялись внезапной атаки нашей конницы. Солнце уже было близко к закату. Итак, с рассвета и до заката солнца мы дрались с красными без всякой помощи со стороны нашей конницы. Сев в повозки, мы покатили в станицу Успенскую. Хотя мы и не одержали победы, но зато мы выбили из строя красных около 2000 человек и с честью отступили.
Я предполагал тогда, что в штабе и не надеялись на победу. Нужно было только задержать во что бы то ни стало красных как можно дольше и деморализовать их, чтобы они не помешали армии вывести огромный обоз с ранеными и амуницией из станицы Успенской и уйти на Дон без препятствий. С этой стороны задача была нами успешно выполнена.
Прибыв в станицу Успенскую, мы узнали о большом восстании казаков на Дону и о их просьбе помочь им нашей армией. Мы возликовали, забыв и бой, и голод, и усталость.
Вот та «синяя птица», на поиски которой мы выступили в первый Кубанский поход и с огромными трудами для нас нашли ее здесь, в станице Успенской.
Перевернулась еще страница истории нашей армии, и началась новая страница, куда будут потом вписаны и большие победы, и поражения, и радости, и горе, и трагедия нашей армии.
А. Трембовельский[254]
Посвящается Варе Салтыковой, Сестре милосердия Корниловского Ударного полка[255]
В этом очерке мне хочется вспомнить скромную русскую девушку – сестру милосердия Варю Салтыкову[256]. К сожалению, нигде и ни в чьих воспоминаниях не встречается ее имя, имя девушки, спасшей многие жизни первопоходников и отдавшей свою молодую жизнь на помощь ближним. Постараюсь описать мои встречи с ней в хронологическом порядке.
Много лет прошло с тех пор, и многое испарилось из памяти. Моя первая встреча с Варей Салтыковой была на маленькой узловой станции Бессергеневке. С этой станции одна ветка шла на Таганрог, а другая, то есть главная магистраль, шла на север к станции Матвеев Курган.
В то время (декабрь 1917 года) я служил на бронеавтомобиле, который после усмирения распропагандированного запасного полка в Таганроге был направлен в район Матвеева Кургана в группу полковника Кутепова.
Когда эшелон, на котором находился наш бронеавтомобиль, прибыл на станцию Бессергеневка, то на станционной платформе я увидел довольно оживленную группу военных, среди которой мелькала белая косынка. Подойдя ближе к этой группе, я впервые встретился с Корниловским полком и с интересом разглядывал их черно-красный погон и голубую нарукавную эмблему. Познакомившись с ними, я узнал, что они недавно прибыли с фронта и теперь направляются в группу полковника Кутепова. Из разговора с сестрой выяснилось, что мы земляки, и мы вспомнили многих общих московских знакомых.
Следующая моя встреча с Варей была в станице Ольгинской (11 февраля 1918 года), где я был назначен в пулеметную роту Корниловского Ударного полка. Оказывается, что и Варя также была назначена в ту же роту. Среднего роста, подвижная, с сумкой Красного Креста, Варя была общей любимицей роты.
4 марта 1918 года был бой под станицей Кореновской. Корниловский полк понес тяжелые потери. В этом бою я был ранен в правую ногу с повреждением кости. Я потерял сознание. Когда пришел в себя, то увидел, что наши отступили и что красные вот-вот скоро будут здесь. Зная, каким мучениям предают красные раненых добровольцев, я решил застрелиться, но, так как у меня револьвера не было, надо было подползти к моему карабину, упавшему в момент моего ранения недалеко от меня. И вот, собрав все силы, я пытался подобраться к нему. В этот момент я услышал крик: «Саша! Саша! Где ты? Жив ли ты?»
