Галина Гудкова - Будут жить !

Бывало, батальон весь день отражает атаки врага, отбивающего какую-нибудь высотку, ночью атакует сам, мы же с Дусей сутки напролет перевязываем, накладываем шины, отправляем раненых в медсанбат, случается, ползем в роты. А на следующий день я вижу, что Дуся не только умылась, но и темные бровки свои подправила, и припудрилась, и губки подкрасила.

- Как ты умудряешься?

- Что же, если война, чумичкой ходить?

Рассказывали, что девушки-санитарки и фельдшеры из нашего медсанбата, располагавшиеся в балке Донская Царица, приводили в отчаянье хирурга военврача III ранга А. Г. Васильева: в промежутках между операциями, забравшись в темные укрытия, девушки при свете карманных фонариков выщипывали брови, подкрашивали ресницы, губы.

- Ненормальные! Тут бомбежка за бомбежкой, вражеские танки прорвались, кому нужны ваши накрашенные губы? - хватался за голову Васильев.

И все же там, в балке Донская Царица, девчата находились далеко от передовой, им не грозила ежеминутная гибель. Так что военврач Васильев, с моей точки зрения, за голову хватался зря. Что бы он, интересно, стал делать, понаблюдав за Дусей?

Порою Дусино охорашивание вводило мужской пол в заблуждение. Случалось, кто-нибудь из прибывших с пополнением сержантов или офицеров пытался ухаживать за моей помощницей. И получал от ворот поворот. Как-то я оказалась невольным свидетелем разговора медсестры с молодым лейтенантом, вздремнув в блиндажике роты, где мы находились во время ночного боя. Разбудил голос Дуси:

- Идите, идите, товарищ лейтенант. Нельзя.

- Э-эх! К тебе со всей душой... - жарко вырвалось у Дусиного собеседника. - А зачем тогда красоту наводишь?

- Красоту обязательно наводить надо. Чтоб вам, к примеру, не боязно было. Чтоб скорей к войне привыкали, - по-матерински мягко объяснила Дуся. - Посмотрите и увидите: даже мы, женщины, не трусим... Иди, миленький, иди. Тебя бойцы заждались!

Несомненно, стремление Дуси выглядеть собранной, привлекательной было своеобразной формой самоутверждения, способом сохранить свое человеческое достоинство в тех бесчеловечных обстоятельствах, какими является война. Ветераны батальона понимали это. А остальных аккуратная, прихорошенная Дуся, пожалуй, и впрямь учила верить, что передний край - тот самый черт, который не столь страшен, как его малюют.

Приход Дуси Рябцевой в батальон совпал с усилением холодов. Бывая в ротах, мы при первой же возможности старались забраться в любую землянку, над которой вился дымок. И солдаты, нередко только-только вышедшие из боя, тоже намерзшиеся, дорожившие каждым мгновеньем, проведенным в тепле, расступались, пропускали нас ближе к жестяной печке, а то и патронной цинке, в которой разводился огонек:

- Проходи, медицина. Грейся!

Что тут было? Внимание к женщинам, делящим с ними все военные тяготы? Сочувствие к физически более слабым? А может, сознание, что наши окоченевшие руки не смогут никому помочь, случись беда? Не знаю. Видно, все вместе.

Серьезное похолодание усиливало тревогу за раненых: потеря человеком крови при общем охлаждении тела может стать роковой... Что именно нужно делать для спасения жизни раненых в зимних условиях - общеизвестно. Следует позаботиться о теплых укрытиях, о горячем чае или, на худой конец, о крутом кипятке для пострадавших: даже два-три глотка горячего могут поддержать человека.

Однако где взять теплые укрытия, где раздобыть кипяток, когда батальон ведет наступательный бой, когда роты покинули обжитые окопы, продвинулись вперед, а кругом лишь открытая, пронизанная огнем, ветром и поземкой степь?

Не без труда, но одно утепленное укрытие для тяжелораненых мы в противотанковом рву соорудили. Удавалось правдами и неправдами и топливо для крохотной печки добывать. В ход шло все: дощечки от снарядных ящиков, сухая трава, ветошь. Но котел для кипячения воды раздобыть не сумели, кипятили ее перед боем в котелках. По приказу капитана Юркова каждый санинструктор и санитар, идя в бой, должен был иметь флягу с горячей водой или горячим чаем. Взяв вражеские позиции, раненых по приказу командиров рот временно размещали во вражеских блиндажах.

Но захватывать позиции гитлеровцев удавалось не всегда, а бои затягивались на несколько часов. Вытащить же всех раненых с поля боя своевременно очень трудно, и кипяток во флягах, защищенных от мороза лишь тканью чехла, остывает слишком быстро. А тут еще перебои со снабжением начались, кончались даже индивидуальные перевязочные пакеты первой помощи...

Однажды вечером мы с Дусей отправились к заместителю комбата по снабжению лейтенанту Адамову. Он привез новую партию грузов. Бойцы снимали с машины и перетаскивали к землянке цинки с патронами, ящики с гранатами.

- Удалось что-нибудь достать в медсанбате, товарищ лейтенант? окликнула я Адамова.

Он обернулся, развел руками:

- Увы, доктор: сало!

На миг я утратила дар речи. Что за глупейшая шутка? Люди без перевязочных средств и медикаментов погибнут, а весельчаку Адамову все хаханьки.

- Сало можете оставить себе, - как можно жестче заявила я. - Вообще вы мне за эти шуточки ответите!

Сначала Адамов выпучил глаза, потом затрясся от смеха. И солдаты захохотали. Я ничего не понимала:

- Прекратите! Что за безобразие?

Адамов вытирал слезы:

- Доктор, дорогая, да вы о каком сале-то? Я же о волжском!

- Какая разница, о каком? Не нужно мне сала!

- Да и никому не нужно! Вы знаете хоть, что салом на реке называют?

Я смутно чувствовала, что попала впросак. Заместитель комбата объяснил: сало - это шуга, ледяная кашица, идущая по реке перед ледоставом. В такую пору переправа - на паромах ли, на лодках ли - чрезвычайно затруднена.

- Короче, не могу я за это сало ответственность нести! - пошутил напоследок Адамов, но тут же посерьезнел: - А вообще-то сейчас не до смеха, доктор. В первую очередь переправляют боепитание, оружие и пополнение в живой силе. Даже продукты задерживают - суточный паек на время будет уменьшен. Такой приказ поступил.

- Но перевязочный материал и медикаменты необходимы так же, как патроны и снаряды! - разволновалась я.

- Ничем не могу помочь, - вздохнул Адамов. - Хотите верьте, хотите нет, но и в медсанбате дела обстоят неважно. Они там окровавленные бинты простирывают и в дело пускают, а потом опять стирают, пока марля не расползется.

Я пошла к командиру батальона, стала жаловаться: еще день-другой, и медпункт останется без бинтов, без самых необходимых раненым вещей. В медсанбате имеется хотя бы возможность постирать старые бинты, а у нас и такой нет: мы же только делаем, а не меняем перевязки!