Беатрикс Шиферер - Женщины Вены в европейской культуре

„Фраудоктор“ неустанно боролась за него, и ей удалось пробиться к самому министру. Она встала перед ним и воскликнула: „Ваше превосходительство! Оскар Кокошка — гений, только этого еще не знают“. Тот ответил: „Гении учебной программой не предусмотрены…“»[74]

Дабы преодолеть экономические трудности после первой мировой войны, доктор Шварцвальд основала в 1922 году объединение шварцвальдовских учебных заведений. В ее частном владении остались лишь детский сад и народная школа. Однако даже при изменившихся условиях был открыт бесплатный доступ для особо одаренных детей — более 10 % от общего числа учащихся.

Фрау Шварцвальд пользовалась успехом не только как педагог, она имела удивительное чутье — и это было одной из предпосылок процветания ее школ, — позволявшее ей безошибочно подбирать талантливых педагогов, как доказывает случай с Кокошкой. Многих из них она просто переманила. Великий реформатор педагогических учреждений Вены Отто Глёкель, который возглавлял тогда Совет по школьному образованию, очень ценил Евгению Шварцвальд и с интересом следил за ее деятельностью.

Столь отзывчивая, чуткая к чужой беде и почти маниакально активная натура, какой была Евгения Шварцвальд, не могла бездействовать в трудные военные и послевоенные годы. Показателем ее неисчерпаемой творческой энергии может служить та уйма дел, которыми она откликалась на многообразные беды, не имевшие ничего общего с вопросами воспитания в пору открытой борьбы за выживание. Она была инициатором создания шефских организаций для пострадавших от войны и акции под девизом «Детям Вены — отдых в деревне», она хлопотала об открытии летних приютов и загородных пансионатов различных типов, она учредила особый приют для девочек, куда не доносилось эхо войны, провела кампанию «Юность помогает старости», организовывала общественные столовые, под ее руководством осуществлялась «Австрийская помощь Берлину» и многие другие дела.

С 1909 года Шварцвальды живут по адресу: Йозефштэдтерштрассе, 68, в доме, обустроенном для них, по крайней мере отчасти, Адольфом Лозом, где Гения завела что-то вроде салона. Это было поистине средоточие общественной и культурной жизни. Многие молодые художники, литераторы, музыканты, число которых раз от разу росло, имели здесь возможность впервые предстать перед заинтересованной публикой, здесь же выкристаллизовывались новые замыслы неутомимой хозяйки. Одним из гостей был Элиас Канетти, проницательный, холодный портретист:

«…Не очень большая комната, где принимали гостей, стала еще более легендарной, чем фрау д-р Шварцвальд, ведь кто только здесь не сиживал! Сюда приходили венские корифеи, причем задолго до того, как обрели всеобщую известность и признание. Здесь бывали Адольф Лоз, затащивший с собой и Кокошку, Шёнберг, Карл Краус, Музиль, можно называть много имен, но самое интересное состоит в том, что произведения всех тех, кои были сюда вхожи, выдержали проверку временем. Но о том, что хоть один из гостей находил беседу с хозяйкой особенно интересной, говорить не приходится. Ее ценили как энтузиастку педагогического дела с современными недогматическими тенденциями. Она была обожаема ученицами, по-настоящему помогала и многое позволяла некоторым из них. Но поскольку все в ней было как-то скомкано и перемешано, интеллектуалам того особого склада она казалась не только неинтересной, но и, пожалуй, докучливой. Ее воспринимали как болтунью с самыми наилучшими намерениями, но те, что приходили туда и кого там встречали, были людьми иного рода, хотя не так уж много их сходилось там на одном приеме. Их внимательно слушали и рассматривали. Создавалось впечатление, что они пришли сюда позировать художнику, и, может быть, при этом немного узурпировалась роль великого портретиста, который здесь знакомился с ними, а потом уж действительно писал…»[75]

Ее катализирующую способность и невероятное чутье на таланты не мог отрицать даже Канетти. Деятельная доброта, которая в конечном счете стала предпосылкой ее почти прометеевских усилий облегчить участь ближних и сделала ее самым «энергичным человеком эпохи», по выражению Хильды Шпиль, позволяет понять, почему она послужила одним из прототипов для образов надворной советницы Шварц-Гельбер в «Последних днях человечества» Карла Крауса и Диотимы в «Человеке без свойств» Музиля.

Когда в Германии к власти пришли нацисты, Евгения Шварцвальд пыталась помочь кому могла и чем могла.

«…В те дни я ищу жилье, еду, одежду, деньги для тех, кто бежал из Германии. Это не только евреи и марксисты, но в первую очередь — противники войны… И чувствуешь себя так, будто живешь на вулкане… К тому же всегда перед глазами горе других, окружавших меня, как в старые времена, людей, и с каждым днем у меня все меньше возможностей помочь им…»[76]

Д-р Евгения Шварцвальд.

Однако вскоре потребовалась помощь и самой «фраудоктор». Во время поездки с лекциями по городам Дании ее настигла весть о вступлении Гитлера в Австрию. С недвусмысленным предупреждением ей было отказано в возвращении в Вену, где остался муж и ее давняя подруга и помощник Мария Щасны. С установлением в Австрии нацистского режима над ней, как и над многими другими, нависла угроза уничтожения. То, что казалось слепым и безжалостным роком, было, вероятно, крушением всех попыток бесстрашной женщины жить вопреки законам эпохи, преодолевать бесчеловечные, деструктивные силы своего времени добротой и деятельным сочувствием к людям. Когда на нее обрушился коричневый поток, она уже не могла принять жизнь в этом мире. Во всяком случае, одна из ее учениц, Хильда Шпиль, рассказывает о ее смерти так:

«…мне кажется, она не вполне понимала враждебные приметы эпохи, иначе она смогла бы заниматься своей филантропической и педагогической деятельностью. И лишь после аншлюса ей пришлось сорвать с глаз повязку».[77]

Вся ее собственность была экспроприирована, хотя немецкий комиссар советовал ей продолжать руководство институтом. У Евгении обнаружился рак груди, и в сентябре 1938 года, когда муж и подруга добрались до Швейцарии, они нашли Евгению безнадежно больной. Герман Шварцвальд умер в августе 1939 года. Мария Щасны посвятила себя уходу за больной, уже не желавшей бороться за жизнь, и находилась у постели «фраудоктор» до тех пор, пока в окружении друзей со всего света она не встретила свой смертный час. Это было 7 августа 1940 года.

Доктор Евгения Шварцвальд являла собой такую личность, такую, по словам Хильды Шпиль, «ведущую фигуру», которая наполняла живым содержанием представления о правде, красоте и добре, признаваемые, по крайней мере на бумаге, и нашим законом о школьном образовании.