Анаклето Яковелли - Жизнеописание святого Франциска Ассизского

Так положено было начало Третьему ордену.

В 1221 году Франциск, поддержанный кардиналом Уголино, написал Устав нового ордена и передал его людям. Устав состоял из нескольких основных положений: от вступающих требовалось исповедовать христианскую веру, полностью повиноваться Католической Церкви, исполнять обязанности, предписываемых собственным статусом, в скромности, супружеском целомудрии и в духе самопожертвования; запрещалось также носить оружие.

История не донесла до нас, где именно родился Третий орден, но предание наиболее достоверно указывает на город Поджибонзи, где первыми в него вошли купец Луккезио и его жена Буонадонна.

Снедаемый алчностью и корыстью, этот купец однажды был зачарован словами Франциска, после чего стал продавать свое имущество и раздавать его на дела милосердия. Жена его, пораженная таким чудом Провидения, состязалась с мужем в рвении и усердии.

Франциск надел на обоих серое одеяние и препоясал веревкой.

Они прожили еще сколько-то лет, довольствуясь плодами со своего огорода, после чего скончались в Боге.

После этой первой супружеской пары появились другие: орден быстро завоевал популярность в разных странах и принес обществу неисчислимую пользу; принадлежностью к нему гордились не только простые люди, но и великие мира сего.

Елизавета, ландграфиня Тюрингская, и Людовик IX, король Франции, устремлялись к святости под руководством Устава Третьего ордена, и они еще не самые видные в том прославленном ряду святых, которых орден дал миру.

В те временв, когда братья только обосновались в Ривоторто, были немногочисленны и никому не известны, Господь послал Франциску видение, приоткрывшее ему завесу над будущим ордена в мире.

«Видел я, – рассказывал он, — огромное множество народу, идущее к нам, и все желают облечься в одеяние святой веры и жить по Уставу нашего блаженного ордена... видел я улицы, почти что переполненные идущими от почти всех народов. Идут французы, спешат испанцы, торопятся немцы и англичане, и быстро движется большая толпа людей разных языков».

Через четырнадцать лет это видение стало уже радующей реальностью. Дерево, посаженное с таким трудом, пустило корни, выросло крепким и ветвистым, приносило добрые плоды.

Напомним, что когда Иннокентий III одобрил Устав, относящийся к этому раннему времени в Ривоторто (единственный, который за все годы имел орден), он не оставил никаких письменных свидетельств этого: Папа выразил свое мнение только устно, добавив, что желает получать в дальнейшем известия о делах в ордене, чтобы возложить на него определенные обязанности, если он будет соответствовать ожиданиям Церкви.

Из этого со всей ясностью вытекает, что Устав был одобрен Иннокентием, как теперь бы сказали, в «экспериментальном порядке», и что предполагалось впоследствии окончательно закрепить одобрение папским документом.

За четырнадцать лет, протекших между одобрением Устава и подтверждением его, орден, как уже говорилось, постепенно прирастая числом, стал весьма многочисленным, а ежегодно созываемые капитулы накопили значительный опыт.

Поскольку накопленный опыт нельзя было отразить непосредственно в Уставе, который после одобрения Церкви не подлежал изменениям, то весь собранный материал прибавлялся к Уставу в виде конституций, который приобретали силу закона властью самого капитула.

Когда подошло время представить Устав на рассмотрение Святейшего Престола, решено было не составлять нового Устава, но обогатить уже существующий накопленным опытом.

Да и зачем было отвергать старый Устав, если, как говорит св. Бонавентура, «твердым и несокрушимым основанием соделано было Евангелие».

Поэтому речь шла не о создании нового текста, а о дополнении старого. Этому Франциск и посвятил себя, удалившись в Фонте Коломбо, дальний скит в горах Риети, как нельзя лучше подходивший для такого занятия, требовавшего большой сосредоточенности.

Общение с Богом, Которого он призывал от всего сердца, удалило от него все заботы, и в безмятежности духа он приступил к делу.

Окончив труд, он передал рукопись своему викарию, но тот ее нечаянно потерял.

Тогда Святой терпеливо отправился назад, в скит Фонте Коломбо и «вновь написал Устав, как прежде».

Вероятно, в начале осени 1223 года он прибыл в Рим — повергнуть Устав на суд Святейшего Престола.

Иначе и нельзя было.

Властью, данной ей от Бога, Церковь должна была утвердить написанное как норму закона, этого нельзя было сделать заочно — требовалось внимательное рассмотрение в свете многовекового опыта Церкви.

Имеется прямое свидетельство кардинала Уголино, что ему самому, возможно, вместе с другими, было поручена проверка Устава, который был утвержден папской буллой «Солет аннуэре» от 29 ноября 1223 года.

Была ли при церковной проверке Устава внесена какая-либо правка?

Вполне вероятно.

Но она никак не затронула существа дела, поскольку совершенно очевидно тождество документа и первого Устава, составленного Франциском в Ривоторто и одобреннного Иннокентием III.

Это заявлено и в упомянутой булле: «Настоящим подтверждаем Устав, одобренный нашим предшественником блаженной памяти Папой Иннокентием».

Глава XXII,

в которой рассказывается, как св.Франциск в Греччо устроил Ясли Господа и как он принял священные стигматы на горе Верна.

Жизнь Искупителя развернулась между двумя великими таинствами — таинством Воплощения и таинством Страстей — и заключена между Вифлеемом и Голгофой.

Франциск — Его живая копия — не мог воспринимать свою жизнь иначе, как протекающей между этими двумя точками.

«В особенности, – рассказывает Фома Челанский, – его ум занимало смирение Воплощения и любовь Господа, явленная Его Страстями, и никогда не отводил он от них умственного взора».

Франциск явился на свет подобно Христу, близ яслей, и так же удостоился божественных стигматов на горе Верна. Как же мог он не благоговеть перед обоими великими таинствами!

После окончательного одобрения Устава св. Франциск покинул Рим и по Саларской дороге добрался до Греччо, недели за две до Святого Рождества.

Скит в Греччо — еще один мирный приют братьев, дарованный им благочестивым графом Джованни Велита, прижался к горе на западной стороне долины Реатине.

Франциск решил там провести праздник Рождества и попросил графа построить в одной из пещер изображение тех яслей, в которых родился Господь.

Мысль эта не была для него новой, ему внушила ее мать, рассказывавшая Франциску о его рождении.