Ли МакЛарен - Мадонна

Вскоре Мадонна избрала для исполнения еще одну тему, столь же характерную, как и тема Золушки. Это было представление «Волшебник Изумрудного города». Здесь она играет роль маленькой Дороти, девочки, которая чувствует, что ее не любят в ее приемной семье. Дороти, как и Золушка, потеряла мать и живет с приемной матерью — тетей Эм. Мечтая изменить свою жизнь прислуги, она хочет отправиться в волшебную страну, в которой будет пупом земли. Так Дороти оказывается в Изумрудном городе. Это вполне отвечает характеру и привычкам светской девушки, склонной к мечтательности. Мадонна, должно быть, знала, что Луи Б. Майер сначала хотел пригласить на роль Дороти Ширли Темпл, которая в детстве служила ей примером для подражания. Бесспорно, с самой первой сцены, где убежавшая Дороти в слезах рассказывает своему песику Тото, что родителям будет ее недоставать, когда они поймут, что она от них ушла, Мадонна видит в этом персонаже прежде всего себя. Флинн считает, что «ее самым сильным желанием в тот момент было желание показать своим родителям, что они будут сожалеть о том, что уделяли ей так мало внимания и любви». Позже Мадонна будет говорить, что ее концертные турне являются для нее «психологической разрядкой, катарсисом», позволяют ей лучше себя раскрыть, и что она таким образом «изгоняет бесов», — именно так она определила свой способ самовыражения на сцене. С этой точки зрения нельзя считать невинностью то, что, говоря о своей театральной деятельности, она выбирает термин, который ведет нас к истокам классического греческого театра, где спектакли, проводившиеся с целью катарсиса сопровождались Lе point d’orgue[64], который постепенно усиливаясь, звучал во время разнузданных празднеств, продливших театральное действо. Понятно и то, почему она решила играть в «Му Fairy Lady»[65] («Моя прекрасная леди»). Встреча с Кристофером Флинном, ее учителем, сделала для Мадонны роль Элизы Дулиттл самой желанной ролью. Отец Элизы был рад снять с себя заботы о дочери и доверить ее образование и воспитание профессору Генри Хиггинсу, чтобы он сделал из нее «настоящую леди», подобно Пигмалиону, сотворившему Галатею. Любопытно видеть, как Мадонна относится к этой роли. Она выбирает ее, имея ясное представление о том, что ей нужно. Она хочет излить свои чувства перед всеми, хочет сказать, что ее истинная семья — это ее друзья. Она собиралась играть роль Лизы в паре со своим учителем Флинном, который соответственно будет играть профессора Хиггинса; интересно было бы знать, как они оба оценивают свои отношения. Когда Флинн говорит, у нас складывается впечатление, что мы слышим речь высокомерного учителя Лернера и Лау: «Я был первым, кто сказал ей, что она — звезда, или, по крайней мере, обладает всем необходимым, чтобы стать ею». В пьесе профессор Хиггинс говорит Элизе, что он может сделать из нее настоящую аристократку. Но вскоре он, конечно, понимает, что для того, чтобы стать дамой высшего общества, недостаточно иметь безупречное произношение, нужно еще и мыслить, как люди высшего общества. Для этого нужно расширить кругозор Элизы. Флинн использует тот же метод с Мадонной: «Мадонна представляла из себя лист белой бумаги, поверьте мне; и у нее было одно желание — заполнить его. Она не имела представления об искусстве: о классической музыке, о скульптуре; она ничего не знала ни о цивилизациях, ни об умении носить одежду; короче, она не знала главного в жизни. Она была ребенком. Но она имела такую жажду познаний, такую неутолимую жажду, что я сразу это ощутил». Так возвышенно, кажется, говорил и Хиггинс. Но больше впечатляет признание Мадонны и то, как она обесценивает созидательное творчество своего учителя. Она произносит слова, которых себе никогда бы не позволила Лиза: «Я вцепилась в него как пиявка и пила его кровь столько, сколько могла». В ее последних песнях присутствует горькое сознание того, что она, кажется, обречена быть неоцененной по достоинству. Она интерпретировала на свой вкус «Godspell»[66], современное мессионистическое шоу: Спаситель, попав в современный Манхэттен, носит майки «Супермен», увлекая за собой толпы молодых хиппи. Здесь она в первый раз отважилась использовать нетрадиционную молитву, которая способствовала ее популярности: душераздирающий псалом, ставший как бы приманкой:

О дорогой Господь,молю Тебя о том,Чтобы видеть Тебя более ясно,Любить Тебя более нежно,С каждым днем приближаться к Тебе.

Этот период закончился апофеозом «La Melodie du bonheur»[67] («Мелодия счастья»), где наконец она может сыграть поющую монашку. В точности молодая романтическая послушница, чье служение Богу счастливо сочетается с радостями любви и музыкой: благодаря сестре Сурир маленькая девочка, видевшая свое будущее в сочинении и исполнении песен, начала обретать голос.

Глава VIII

НЬЮ-ЙОРКСКАЯ БОГЕМА

Мадонна также начала обретать и собственную индивидуальность. Танец с большой буквы гигантскими шагами вторгся в ее жизнь. Кристофер Флинн, Генри Хиггинс вымостили «зеленую дорожку», по которой она двинулась в путь. Вполне соответствуя стереотипу гея, Флинн в то же время был одержим маниакальной страстью к «убранству» души. В данном случае он принялся совершенствовать внутренний мир Мадонны. «С помощью Кристофера Флинна я смогла стать «душой» лицейского общества… Он возглавил балетную школу в Рочестере. Я была без ума от него. В первый раз в жизни я имела дело с настоящим артистом. Он был для меня наставником, отцом, воображаемым любовником — всем!» В смысле «внутреннего убранства» наставник Мадонны имел все необходимое, чтобы создать впечатление полной жизненной раскованности. Помимо того, что он приобщал молодую девушку к традиционной культуре, он считал чрезвычайно важным познакомить ее с так называемой «субкультурой» геев, которую, как ни странно, церковь не запретила ему исследовать.

Флинн мог свободно посещать небольшие клубы для геев в Детройте, не считая нужным скрывать это от своей молодой ученицы. Теперь, чувствуя себя в безопасности, он мог себе позволить продемонстрировать Мадонне, что значит в его представлении танцевать. Днем Флинн мог учить ее только классическому танцу, зато ночью «доки» танца могли развлечься. «Мы шли в «бары для голубых», она и я, и танцевали там до изнеможения. Посетители расступались и смотрели, как она это делает». И если ее учитель танцев был первым человеком, который сказал ей, что она — настоящая танцовщица-находка, то вполне объяснимо то, что Мадонна считает себя некой fag hag (девочкой геев). Этим очаровательным эвфимизмом геи называют женщин, которых неудержимо влечет к мужчинам-гомосексуалистам.