Берта Порозовская - Ульрих Цвингли. Его жизнь и реформаторская деятельность

На первый взгляд может показаться, что при взаимном желании каждой стороны охранять только свою религию междоусобная война из-за религиозных мотивов вовсе не была неизбежна. Устройство конфедерации было таково, что каждый кантон пользовался полной автономией, не допускавшей постороннего вмешательства в его внутренние дела. При известной терпимости обе стороны могли, таким образом, жить друг подле друга в согласии и решать свои внутренние религиозные распри по собственному усмотрению.

Но это только на первый взгляд. В устройстве Швейцарского Союза было одно больное место, в котором права и интересы конфедератов приходили в постоянное соприкосновение. Это были подвластные земли (gemeine Herrschaften), управлявшиеся фогтами многих кантонов вместе или даже по очереди. В эти общие владения также проникло новое учение, и в то время, как реформатские правители оказывали ему всяческое покровительство, фогты католических кантонов обращались со своими реформированными подданными как с еретиками: подвергали их штрафам, сажали в тюрьму и даже сжигали на кострах. На этой-то горючей почве разгоравшиеся страсти неизбежно должны были вспыхнуть страшным пожаром междоусобной войны.

В самом деле, предстояло решить вопрос: какой религии должны держаться эти общие подданные? С точки зрения учения Цвингли, вопрос разрешался очень легко. По этому учению, каждая община получала право самоопределения и самоуправления в духовных делах. Поэтому в числе условий христианского союза по отношению к общим владениям было, между прочим, и то, что каждой общине предоставляется по большинству голосов решать вопрос о том, держать ли католического священника или евангелического проповедника.

Но для католических кантонов дело представлялось в другом виде. Предоставить общинам ту свободу, какую хотел обеспечить за ними христианский союз, значило спокойно допустить в союзных землях полное торжество реформации. В этом отношении сомнения быть не могло. В Тургау, Рейнтале, Тоггенбурге и других союзных землях, находившихся под смешанным управлением католических и реформатских кантонов, население, не обращая внимания на протесты католического меньшинства, уничтожало у себя иконы и мессу и приглашало евангелических проповедников. В других местах также происходило сильное религиозное брожение, которое могло быть подавлено одной только открытой силой. Католические кантоны не могли мириться с таким положением вещей. Этого не допускали не только их религиозный фанатизм, но и прямой политический расчет: победа реформации в общих владениях легко могла повести к их полному отпадению от своих католических правителей.

Таким образом, и на этот раз политические мотивы соединялись с религиозными и, усиливая взаимное озлобление партий, неизбежно должны были вызвать войну. Вопрос был только в том, кто первый начнет ее.

Цвингли советовал реформатам не дожидаться, чтобы на них напали католики. Он смотрел на право вооруженной защиты иначе, чем Лютер. Сохранились заметки, написанные его рукой и относящиеся к 1525 году, когда, перед баденским диспутом, вражда между кантонами также грозила перейти в вооруженное столкновение. Это довольно обстоятельный план военной кампании, с подробным изложением всех дипломатических и иных мер, которые должны быть приняты на случай войны. План этот не был осуществлен, но само существование его показывает, что Цвингли не только серьезно занимался политическими и военными вопросами, но что, будучи врагом насильственности, когда надо было проводить реформу, он не пугался решительных действий, когда дело шло об ее защите.

Последнее обстоятельство не раз ставилось в вину реформатору – не только в современной ему, но и в новейшей церковно-исторической литературе. В этой последней долго практиковался совершенно ненаучный прием, по которому к нему применялась та же мерка, что и к Лютеру, несмотря на то, что условия их деятельности были далеко не одинаковы.

В самом деле, в то время политические, церковные и даже религиозные интересы Швейцарии так тесно переплетались друг с другом, что церковный реформатор маленькой республики необходимо должен был принимать участие и в разрешении политических вопросов – не только вопреки своему званию духовного пастыря, но даже именно в силу этого звания. Цвингли вообще не был квиетистом; он не придерживался теории безусловного подчинения существующему порядку, как бы он ни был ненормален. Глубоко убежденный в правоте своего дела, он не мог не быть озабоченным теми средствами, которые могли обеспечить его торжество. Он прекрасно понимал, что такое положение вещей не может долго продолжаться, что война будет непременно, и, естественно, хотел воспользоваться благоприятной минутой, чтобы хорошо направленным ударом решить участь войны. “Ты не знаешь этих людей, – отвечал он на убеждения своего друга Эколампадия, – я уже вижу их обнаженные мечи и исполню обязанность верного стража”. Поэтому-то он и советовал своим единоверцам поспешить с войной, пока Австрия, связанная опасностью со стороны турок, не в состоянии оказать помощь своим союзникам.

Цюрихцы вполне разделяли взгляды Цвингли. Они рвались в бой, заранее уверенные в победе, и только несочувствие Берна, доказывавшего, что нельзя распространять Евангелие с мечом в руках, сдерживало до сих пор их воинственный пыл.

Но 29 мая 1529 года произошло событие, которое положило конец всяким колебаниям. Гражданская война возгорелась у костра цюрихского священника Якова Кайзера. Последний был приглашен одной общиной в союзной земле проповедовать Евангелие, но по дороге захвачен Швицем и, несмотря на протест Цюриха, подвергнут пытке и осужден на сожжение как еретик.

Чаша терпения переполнилась. 5 июня отряд цюрихцев в 500 человек уже выступал к Бремгартену, а девятого и главный отряд в четыре тысячи человек с цюрихским знаменем направился к Каппелю. При этом отряде был и Цвингли со своей алебардой через плечо. Он был уверен, что война с неподготовленным неприятелем будет недолга и не кровопролитна и окончится выгодным для его партии миром.

Действительно, известие о выступлении цюрихского войска, полученное одновременно с формальным объявлением войны, застало католические кантоны совершенно врасплох, и только вмешательство Берна спасло их от неминуемого разгрома. Берн находил, что не исчерпаны еще все средства для мирного разрешения недоразумений и обещал свою помощь лишь в том случае, если цюрихцы первые подвергнутся нападению. Другие евангелические кантоны также вмешались в дело, и когда цюрихское войско хотело перейти границу, ландамман Эбли из Гларуса со слезами на глазах стал заклинать начальников не проливать крови и ждать результата начатых переговоров о мире.