Е. Предтеченский - Галилео Галилей. Его жизнь и научная деятельность
Многие рукописи Галилея были вовремя взяты учениками Галилея, Вивиани и Торричелли, и таким образом не попали в руки инквизиции, которой было очень желательно сжечь их; однако скрывание рукописей путем передачи от одних лиц к другим плохо обеспечивало их целость, и они едва было не погибли совсем, попав, наконец, в мелочную лавку в качестве оберточной бумаги. Часть их уже и послужила для этой цели, потому что Нелли открыл место их нахождения в 1739 году именно по обертке, носившей на себе подпись Галилея. Нелли выкупил эти рукописи и воспользовался ими для составления биографии Галилея, но издать их не успел, так как скоро умер. В настоящее время многие из этих рукописей приобретены Флорентийскою Академией и хранятся в ней.
Мы изложили главные черты истории великого человека, слава которого переживет в человечестве многие и многие века; и, пока на Земле не перестанет существовать наука, имя Галилея всегда будет произноситься с благоговением как имя величайшего ученого. Но преследование, которому он подвергся за смелое провозглашение истин науки, окружило его имя ореолом мученика и тем самым сделало его еще более дорогим для человечества. Эти преследования так возмутительны, так несправедливы, что при виде их многие забывают даже великие научные заслуги Галилея, видя в нем почти исключительно мученика своих убеждений и борца против фанатической нетерпимости Рима и католичества, так что светлое имя Галилея является как бы знаменем, под которым человечество долго сражалось с изуверством и нетерпимостью римской церкви, питая справедливую ненависть к ее отвратительному учреждению – «святому судилищу», которое никогда не простится христианскому Риму. Человечество долго еще боялось, как бы эта темная сила вновь не разложила своих костров и не стала бы поджаривать на медленном огне всех несогласных с нею; поэтому писатели, излагавшие процесс Галилея, не находили для римской церкви никакого смягчающего обстоятельства и безусловно осуждали ее, посылая проклятия ее тогдашним представителям. В наше время науке и просвещению не грозит уже никакой опасности, по крайней мере с этой стороны, и мы, не уменьшая нисколько великих заслуг Галилея, можем отнестись ко всему этому прискорбному явлению несколько более спокойно.
Достаточно представить себе в главных чертах картину преследования Галилея и суда над ним, достаточно вспомнить светлую страдальческую личность семидесятилетнего старца, неустанно работающего над наукой и над распространением ее истин, жертвующего для этого всем, видящего в служении науке и истине цель своей жизни и перестающего служить ей лишь с последним своим вздохом; достаточно сопоставить с этим величественным и светлым образом тупых и самодовольных представителей схоластики, этих докторов juris utriusque, закрывающих глаза и уши, чтоб не видеть и не слышать никаких доказательств, упрямо держащихся за отжившую свое время старину, производящих свое «строжайшее следствие», строчащих свой постыдный латинский приговор, сочиняющих формулу отречения, ставящих на колена перед собою этого великого старца, которому они, по словам Евангелия, недостойны развязать ремень его обуви, и вынуждающих его страхом пыток и ужасной казни «без пролития крови» торжественно отречься от научной истины; достаточно представить себе эту картину, чтобы не сомневаться, на чьей стороне всегда будут симпатии человечества. В глазах всех друзей науки, знания и просвещения – суд инквизиции и все действия «преосвященных» кардиналов, стоящих на страже «против еретической злобы», являются подлежащими безусловному осуждению без малейшего, смягчающего их вину, обстоятельства. Бесспорно, все лучшее и высшее, что только есть в существе человека и в человечестве, всегда, и почти бессознательно, становится на сторону гонимого против гонителей. Таких людей было немало и во время самого процесса над Галилеем, и, вероятно, даже в среде самих судей находились люди, совесть которых возмущалась всем этим безумием. Мы видели, что многие из кардиналов сами являлись защитниками мнений Галилея, а в числе епископов находились уже ученики Галилея. К несчастью, человек не всегда действует только по велению своей совести, этого неподкупного судьи, к которому, как к последней инстанции, обращается в наше время европейский суд. Человек почти постоянно находится под каким-нибудь деспотическим игом, делающим его почти не отвечающим за свои поступки. Таким игом являются долг и обязанность, понимаемые условно, в зависимости от места, времени и других обстоятельств, религиозные мнения и вообще всякое предубеждение, всякое предвзятое мнение, которое человек объявил не подлежащим более обсуждению, разбору или сомнению и принял как руководящее его действиями начало. И чем горячее он принял к сердцу это убеждение, тем страстнее и ревностнее он будет стараться, чтобы точно так же думали и другие. Сегодня действуют бессознательно и производят величайшие жестокости и насилия во имя веры против разума и науки; завтра совершают казни и ведут под топор во имя разума, из которого сделали столь же бездушного идола, каким был некогда Молох, требовавший себе в жертву грудных младенцев. Время жертвоприношений Молоху осталось уже далеко позади, а потому именно на этом примере будет удобно остановиться. Действительно, есть ли на свете чувство сильнее чувства матери к своему ребенку, есть ли любовь сильнее этой любви? И вот сотни и тысячи таких матерей, цивилизованных гражданок Карфагена, заявивших себя впоследствии пламенными патриотками, заслуживающими удивление мира, несли своих младенцев и ввергали их в раскаленную, пылающую внутренность отвратительного идола, не выронив при этом ни одной слезы, так как иначе жертва не была бы угодна Богу! Но, пожалуй, и не нужно ходить так далеко: жертвоприношения Молоху совершаются и вокруг нас. Младенец, родившийся при одних условиях, является радостью и утешением матери, готовой отдать ему собственную жизнь; но, может быть, в том же доме, в каком-нибудь темном и грязном углу с проклятьем на устах разрешается в то же время другая мать, собственными руками сжимающая горло своему младенцу и в лучшем случае бросающая его среди улицы или отдающая его на воспитание особым специалистам. И это только потому, что вторая мать не в силах идти против установившихся понятий, олицетворяющих для нее того же Молоха. Как глубоко прав русский народ, называя последнего каторжника, последнего отверженника общества только несчастным!
Исторический опыт ясно и определенно решил, что человек одинаково способен производить жестокости, крайнею степенью которых является лишение жизни себе подобных, будет ли он действовать в силу велений веры или в силу того, что он называет разумом. Святое судилище сожгло Джордано Бруно и готово было сделать то же и с Галилеем; революция не задумалась обезглавить славу своей родины – Лавуазье, астронома Бальи и множество других замечательных людей, объявив, что во времена «царства разума» не нужны ученые! Система террора, когда убивали людей по одному подозрению, безо всяких судебных формальностей, стоит Сицилийской вечерни и Варфоломеевской ночи. Если святая инквизиция отказывала Галилею в погребении на кладбище, то просвещенное правительство Франции на наших глазах отказалось признать национальным памятник Леверье, потому что этот великий математик и астроном не был республиканцем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});