Павел Сухотин - Бальзак

Но заветная мечта Бальзака — стать поэтом, и он штудирует Ламартина[105] и Шенье, составляет план эклоги «Пленники», персидской легенды «Иднер», «Оды к року или к жизни», набрасывает отдельные стихи и заканчивает оду «К смерти», или «Умирающий поэт», где неудачно подражает Ламартину. Тогда же возникает мысль о греческой трагедии «Альцеста».

Гостя летом 1823 года в Турене у господина де Савари, он задумал большую поэму «Феодора». Сюжет ее весьма любопытен: Феодора — русская графиня, молодая, красивая, богатая вдова. После смерти мужа она остается девственницей… Вся Москва сравнивает ее с кивотом завета, приближение которого приносит смерть. От этой поэмы до нас дошел только прозаический план и несколько плохих строф.

Жану Томасси не нравилась деятельность Бальзака, он полагал, что ему следует обратиться к публицистике в духе правоверного роялизма. Сам Томасси, довольно образованный историк, по убеждениям был роялистом. Однако, считать его единственным демоном-соблазнителем Оноре Бальзака, — как это делает Л.-Ж. Арригон, — неверно. Либерально-вольтерьянский дух, царивший в доме Бальзаков, под влиянием которого Оноре в своем романе «Жан-Луи» изобразил некоторые эпизоды 1793 года, изъятые из этого произведения книгоиздателем Юбером, уже не властвовал над ним.

Первым учителем реализма для Оноре была мадам де Берни: крестница королевы много раньше постаралась внушить ему свои заветные мысли и мечты. Ни Бальзак, ни Томасси в этом отношении не представляли собой исключения среди великосветской и или полувеликосветской богемы, в которой они вращались. Оноре окружали представители знатных, но обедневших родов старой Франции, мечтавшие о большой чиновнической карьере и богатых любовницах, и отпрыски новых хозяев страны — богатых буржуа и финансовых дельцов, для которых подножье королевского трона являлось последней и самой высокой ступенью земного счастья и упоенного тщеславия.

Найти себе богатую любовницу и выезд — значит можно с честью носить свой титул; появиться у «итальянцев»[106] в ложе какой-нибудь графини — значит быть замеченным в свете и лелеять мечты о титуле барона.

Вот чем взволнованы были молодые умы сверстников Бальзака, а поэтому нет ничего странного в том, что в 1824 году выходит в свет его брошюра, без имени автора, под названием «Право первородства», крайне роялистского направления. Оноре послал эту брошюру Сюрвилям, и она долго валялась у них на столе. Наконец она попалась на глаза отцу, приехавшему погостить к дочери и он прочел ее, возмутился всем своим вольтерьянским духом, составил на нее возражение и дал прочесть Лауре, которая много смеялась, открывши отцу имя автора брошюры. За ней через два месяца следует вторая брошюра, «Беспристрастная история иезуитов», которую ультрароялистская пресса приняла очень хорошо и поместила о ней объявление в газете «Белое знамя». На этом пока кончаются политические выступления молодого Бальзака, захваченного мутными волнами парижской журнальной богемы.

В литературных кафе 20-х годов «Вольтер» и «Минерва» — как он сам описал себя в «Непризнанных мучениках» в лице героя Рафаэля, — «можно было видеть молодого человека, с лицом, пышащим здоровьем, черноволосого, с живым взглядом… с грудным замогильным голосом, одетого зимою в панталоны из мохнатого сукна, синий жилет с металлическими позолоченными пуговицами, коленкоровую рубашку, черный галстук, ботинки со шнуровкой, шляпу, блестящую от дождя, оливковый сюртук, а летом в длинные нанковые брюки».

Вся эта наружность говорит о том, что материальные дела молодого человека не блестящи. Он пытается через Рессона, дельца журналистики и спекулянта получить заказ на книгу «Кодекс честных людей или искусство не оставаться в дураках», сотрудничает в «Литературном фельетоне», — но ни денег, ни славы нет.

Старик Бальзак, не желая признаться в том, что его сьн — неудачник, пишет двоюродному брату: «Оноре удалился от мира, чтобы жить на пятом этаже, где он работает в одиночестве и спокойствии, как в пустыне… Оноре прилежно занимается литературой, пишет милые и интересные вещи, которые хорошо продаются». Наконец, роман «Джен-Бледнолицая» написан и сдан книгоиздателю Юрбену Канелю зимой 1824/25 года. Эта последняя ставка Бальзака на литературу была столь же неудачной, как и все другие.

Но вот среди посетителей литературных кафе появляется некий д'Ассонвилье де Ружмон, человек деловой в самом дурном смысле этого слова. Быстро завязывается знакомство, и опытный глаз и собачий нюх Ружмона точно определяют, чем можно соблазнить юношу: он советует Бальзаку испробовать себя в издательском деле. Как раз в это время Канель в компании с Делоншаном задумали издавать полные однотомные собрания сочинений Мольера и Лафонтена, в два столбца мельчайшего шрифта; дело представлялось очень выгодным, но не было на это денег.

Заработать деньги и потом спокойно трудиться над романами — так решил Бальзак и немедля сообщил о своей идее родителям, которые ухватились за эту мысль с тайным намерением увлечь Оноре на путь настоящего серьезного человека. Все-таки одного одобрения было мало, и тут явился «ангел» в лице мадам де Берни. Она дала Бальзаку денег и несомненно одобрила его планы, ибо женщина она была практическая и сама имела склонность к коммерции. «Господин С. клянется, — писал Оноре, — что госпожа Б. стала торговать овсом, отрубями, пшеницей и фуражом, потому что, после сорокалетних размышлений, она поняла, что деньги — это все…».

Много лет спустя Бальзак вспоминал: «Милая госпожа де Берни всегда была божественно одета и тратила на свой туалет всего-навсего 800 франков в год…». Материальное положение Оноре было далеко небезразлично для мадам де Берни, все время пытавшейся перевоспитать этого необузданного, неряшливого (Бальзак иногда не мылся по нескольку дней), бурного, невоспитанного, дурно одетого молодого человека и обратить его на путь аристократического времяпровождения, зная, что путь этот украшают хорошие манеры, всегда изящный костюм, свежие галстухи и перчатки. Но, увы, пока этого ей сделать не удалось, хотя и был заключен «выгодный» договор на издания Мольера и Лафонтена.

Дальновиднее всех сказалась в данном случае сестра Бальзака, Лоранс, которая писала ему: «Твои кое-какие коммерческие предприятия, милый Оноре, не выходят у меня из головы. Писателю вполне достаточно его музы. Ты связался с людьми, которые будут представлять тебе вещи в самом прекрасном свете, воображение твое воспламенится, ты возмечтаешь о тридцати тысячах ливров ренты, а когда в дело вмешивается ум и начинает строить тысячи прожектов, то здравый смысл и рассудок отступают на задний план.