Сара Блейк - Шереметевы. Покровители искусств

Но ведь не просит ее барин замуж за себя, и никогда не попросит – не бывало такого, чтобы граф женился на крестьянке, пусть уже и не крепостной, а вольной. И Прасковья снова залилась слезами.

Граф тем временем не находил себе места и понимал, что не может, даже в угоду всему свету, расстаться с возлюбленной. Он закрыл свой театр, по просьбе примы назначив актрисам приданое. И, наконец, решился на обман.

Граф Шереметев решил найти доказательства того, что предки Прасковьи Ивановны происходили из «благородного сословия».

В этом деле ему помогали самые доверенные служащие – крепостной стряпчий Никита Гаврилович Сворочаев и Меркулов, «служитель дома» обер-камергера и действительного статского советника князя Александра Михайловича Голицына, с которым граф поддерживал дружеские отношения.

Найди обедневший дворянский род, – говорил граф Меркулову, – который согласился бы за хорошую плату приписать отца и деда моей Прасковьи к своей фамилии. В западных губерниях империи есть, я слышал, несколько родов шляхтичей Ковалевских, так ты их мне отыщи. Помочь может Алексей Федорович Малиновский, директор Главного архива. Он и сам, как говорят, когда-то себе так родственников нашел, чтобы должность хорошую занять, так что ты ему заплати, он и не откажет.

Меркулов с Малиновским много дней провели в архиве, среди пыльных бумаг и изъеденных мышами списков, пока, наконец, не отыскали необходимую справку, из которой следовало, что в 1666 году во время войны России с Польшей в плен попал некий Якуб Ковалевский. Оказавшись в Москве, он утверждал, что «у его отца и у него есть населенные деревни и служил он шляхетскую службу». Шляхтича Ковалевского по его просьбе приняли на службу к русскому царю.

Дальнейшая легенда сочинилась будто сама собой. Меркулов в два счета составил документ, что внук шляхтича Ковалевского, Степан Сергеевич Ковалевский, «вольный послуживец» графа Петра Борисовича Шереметева, по ошибке был записан в подушный оклад во время ревизии 1744 года и стал таким образом крепостным.

Одновременно Меркулов сочинил еще один документ – письмо к графу Шереметеву, помеченное 12 января 1747 года, которое чудесным образом нашлось в графском архиве и из которого следовало, что Степан Сергеев сын Ковалевский «…службу вашему высокографскому сиятельству верно и неизменно отец мой Сергей Яковлевич служил его высокографскому сиятельству блаженной памяти фельдмаршалу и от службы своей никогда не отбывал, только известно вашему высокографскому сиятельству, что дед мой родной Яков Семенович был не в рабстве, а послуживец ваш природный польский шляхтич прозванием Ковалевский, герб свой имеет, ныне слышу, что записывают в ревизские подушные оклады и прозвище ныне переменили на Кузнецовых. Смилуйся, государь, ваше высокографское сиятельство, явите отеческую высокую вашу милость, не приписывайте ныне в крепостные. Я и без того верный ваш слуга до смерти».

Далее он писал, что со временем их родовую фамилию изменили сначала на Ковалевых, потом на Кузнецовых, поскольку на графской службе занимались они кузнечным делом.

Но этого было мало – требовались более веские доказательства.

По закону при отсутствии документов – в случае их утери или утраты – можно было обойтись свидетельствами местных дворян. Если таковых набиралось двенадцать «благородных особ», этого было достаточно.

Меркулов и тут помог Шереметеву – он сумел найти таких свидетелей и подготовить депутатов дворянского собрания губернии, чтобы вопрос поскорее решился в пользу графа Николая Петровича.

Он честно говорил Шереметеву, что стоить это будет недешево: «…В прошлом году следы мною сысканы и положено было на твердом выполнении, но его сиятельству угодно было остановить и меня отозвать не окончивши. Теперь по прошествии года и по переменившимся там обстоятельствам нельзя никак располагать заочно, а паче с пересылкою денег, могущих подать соблазн. Надобно сказать о деньгах. Вот виды их употребления. Родственнику, согласившемуся принять в свой род, была договоренность пятьсот, дворянам – двенадцати человекам – по сто. Губернскому дворянскому предводителю действительному статскому советнику надобно будет подарок до пятисот, в прочем мелочный расход до трехсот пятидесяти, наконец, поездка туда и пребывание и возврат. Наконец, долгом своим поставляю вам объяснить, что дело сие весьма деликатно, в том краю, где до денег и подарков великие охотники даже до низости, и действуя, нужна крайняя осторожность, чтобы имя его сиятельства было устранено, а если его употребить, то потребности умножатся до великого градуса, что мною в прошлом году и изведано».

Планировалось признать дворянское происхождение братьев Прасковьи Ивановны, что автоматически означало бы то же самое для самой Прасковьи. Были заготовлены все необходимые документы, копии свидетельств, отпускных, документов о решении.

Но, однако же, слухи поползли. Все давно знали о незаконной связи барина, и подложные документы мало что могли изменить. К тому же и другие крепостные графа внезапно пожелали найти свои дворянские корни.

Николай Шереметев готов был бы и дальше пытаться, но случившееся 11 марта 1811 года убийство Павла резко изменило ситуацию, в том числе и планы утвердить в дворянском достоинстве семью Ковалевых. На престол вступил новый император Александр I. Граф Шереметев, как и другие высшие придворные чины прошлого царствования, формально оставаясь на придворной службе, прежнего влияния при дворе уже не имел и отошел в тень.

Граф, совсем уже отчаявшись, хотел увезти Прасковью за границу, как внезапно получил поддержку от митрополита Платона.

Тот знал о благотворительности, которой с подачи своей крепостной занялся Шереметев, и очень уважал его за учреждение Странноприимного дома – и дал благословение на их законный брак.

Глава 14

Прасковья Жемчугова – графиня Шереметева

Свадьбу решено было сыграть в Москве, подальше от сплетен и столичного света. Тайное венчание состоялось 6 ноября 1801 года в храме Симеона Столпника на Поварской, поблизости от их нового дома. Венчал чету духовник графа, протоиерей Федор Малиновский, сын священника, известный историк Александр Малиновский был свидетелем жениха, а свидетельницей невесты – ее подруга по театру, актриса Татьяна Шлыкова, выступавшая под псевдонимом Бирюзова. После венчания Шереметевы уехали в Петербург и больше Прасковья в Москву не вернулась.

Но и в Петербурге Прасковья, уже будучи графиней Шереметевой, боялась открыто выходить к гостям, показывать себя хозяйкой дома, опасаясь новых насмешек. Все по-прежнему оставалось в тайне. Прасковья мечтала стать матерью, мечтала подарить графу сына, когда жена, наконец, забеременела, Шереметев заказал своему крепостному художнику Н. Аргунову знаменитый портрет Прасковьи в полосатом капоте, готовясь предать огласке свой брак и рождение законного наследника. Но пережитые волнения и поздняя для ее возраста беременность привели к новому обострению туберкулеза.