Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

64-я дивизия в своем наступающем движении споткнулась об одну из них. Гора Капуль имела несколько ярусов окопов, пулеметные батареи, ее защитники организовали артиллерийскую поддержку. Дивизия получила приказ взять гору штурмом и продвинуться дальше вперед.

Первые атаки не удались. Тогда 31 августа полковник Дроздовский лично повел на штурм укреплений Капуля два пехотных полка Однако добежать до линии проволочных заграждений под шквалом пулеметного и ружейного огня ему не удалось.

В самом начале атаки винтовочная пуля поразила область верхней трети правого предплечья с повреждением мышц. Санитары вынесли офицера, потерявшего много крови, с поля боя.

Михаил Гордеевич отказался убыть в тыл, ограничившись только перевязкой раны и оставшись в строю:

— Господин полковник, лазаретная двуколка снаряжена. Пора отъезжать.

— Куда? В госпиталь?

— А куда же, разумеется, в госпиталь. У вас же мышцы предплечья разорваны. Немного левее, и поля прошила бы грудь. И так много крови потеряли.

— Доктор, ранение у меня почти касательное. По себе знаю, что рана не опасна.

— Как не опасна? Вы что же, хотите завтра числиться в санитарных потерях?

— Не волнуйтесь, доктор. Пустяки. С такой же точно перевязкой я продолжил командовать сибирцами перед Мукденом. Обошлось однако.

— Но раз на раз не приходится, господин полковник?

— Однако я себя прекрасно чувствую.

— Вы, Михаил Гордеевич, просто от горячки боя не отошли. Отсюда и храбрость идет, пока не поостыли.

— Уже остыл. Двуколку отправляйте без меня. И так у вас лазарет ранеными из-под Капуля забит…

Но через пять дней ему все же пришлось отправиться на излечение в госпиталь: сквозное пулевое ранение оказалось тяжелым, и ему пришлось сдать дела. Дроздовского, состояние которого резко ухудшилось, «безоговорочно» эвакуировали в тыл. С консилиумом врачей спорить не приходилось.

Вряд ли он мог предположить, что лечение для него затянется более чем на год: с сентября 1915 года и почти до самого конца 1916 года он находился в госпиталях.

С лечением ему в известной степени повезло: лечащие врачи смогли сохранить ему правую руку. Но она, к сожалению, осталась полупарализованной. На медицинской комиссии ее председатель сказал офицеру:

— Должен вас огорчить, Михаил Гордеевич. Заключение комиссии таково, что вам уже не быть в строю, то есть на фронте. Ранение не позволяет вам заниматься боевой работой.

— Но я же офицер Генерального штаба. Чистый оперативник.

— Мы вас прекрасно понимаем. Но вы можете стать преподавателем училища, уездным воинским начальником, комендантом города или железнодорожной станции. Знаете же, сколько школ прапорщиков пооткрывалось.

— Все это не для меня. Ведь идет война, а я со своим Георгиевским оружием буду отсиживаться за несколько сот верст от фронта?

— Вы настаиваете на возвращении на фронт?

— Настаиваю. И самым категорическим образом.

— Однако мнение нашей комиссии единодушно, Михаил Гордеевич. Госпитальные врачи сделали все, что смогли. Они спасли вам руку.

— Я им безмерно благодарен. Покинуть же фронт сочту для себя бесчестием.

— Тогда попробуйте настоять на своем перед начальством выше.

— Попробую. Благодарю за добрый совет…

…Рекомендации врачей на спокойную жизнь в ходе войны Дроздовский, разумеется, принимать и не собирался. Он сумел настоять на своем желании быть в действующей армии и в январе 1917 года вернулся на фронт. Только теперь не на Северо-Западный, а на Румынский. Там как будто для него оказалась вакансия начальника штаба 15-й пехотной дивизии.

Дивизией командовал генерал-лейтенант Петр Николаевич Ломновский. Он тоже был павлоном, окончив училище на десять лет раньше своего нового начальника штаба. Участвовал в Японской войне, состоя в квартирмейстерской службе 1-й Маньчжурской армии. Святого Георгия получил в 1914 году. Дивизией командовал полгода. В Гражданской войне был представителем командования Добровольческой армии в Киеве, при гетмане Украины П. П. Скоропадском. Умер в белой эмиграции, во Франции.

В армии 15-ю дивизию обычно называли Одесской; в этом портовом городе российского Юга до войны находился ее штаб и стояла 2-я бригада: пехотные полки 59-й Люблинский и 60-й Замостский. 57-й Модлинский полк квартировал в Херсоне, а 58-й Прагский — в Николаеве.

Генерал-лейтенант Ломновский при первой встрече с новым начальником дивизионного штаба постарался с теплотой двух людей, на войне бывалых, поговорить с Дроздовским.

— Рад видеть в вас «маньчжурца», Михаил Гордеевич.

— И я рад, Петр Николаевич, вам как начальнику. Ведь мы с вами крещены восточным Мукденом.

— Мукденом? Да, именно восточным. На нашем фронте западного Мукдена, надеюсь, не предвидится. Хотя сложностей в дивизии и на фронте все больше и больше.

— Что так, Петр Николаевич?

— Больших боев пока нет. Но все равно людей теряем, особенно офицеров. А чем пополняемся — одно горе для нас.

— Знакомо уже. Прапорщик ускоренного выпуска не павлон. Не та школа.

— Что прапорщики! Среди них хоть георгиевских кавалеров немало, фронтовиков. А вы посмотрите на нижних чинов. Удручает то, что воевать не торопятся.

— Что делать. Тылы маршевые роты уже почти вычистили…

Прибыв на новое место фронтовой службы, тепло встреченный штабным офицерским коллективом, Михаил Гордеевич сразу, интуитивно ощутил, что в душе русской армии что-то изменилось. Причем изменилось самым серьезным, «противным» образом.

Он не сразу понял простую в то время истину: Его Русская Армия устала воевать. В такое верить он не хотел.

Историк-белоэмигрант Антон Антонович Керсновский в своей замечательной публицистической «Истории Русской армии» своими словами выразил состояние вернувшегося на фронт после длительного излечения генштабиста Дроздовского:

«…B кампанию 1915 года были уничтожены кадры регулярной русской армии — добито все то ценное, что не было перебито на берегах Бауры и Равки. Отныне армия превратилась в ополчение.

Потери этой злополучной кампании можно было пополнить, но их нельзя было заменить».

Иначе говоря, за первые три года войны Российская Императорская армия потеряла в наступательных и оборонительных боях, пленными и умершими в госпиталях, увечными воинами большую часть своего кадрового состава.

Сорокалетний солдат-запасник, давно отвыкший от винтовки, не мог заменить того рядового, который начинал войну в первоочередных дивизиях. Это не касалось только казачьих войск.

На смену кадровым офицерам, в своей массе дворянскому служилому сословию, пришли офицеры военного времени: запасники старших возрастов, выпускники школ прапорщиков, по своей сути, разночинцы, произведенные из георгиевских кавалеров и унтер-офицерского состава.