Валерий Киселев - Нижегородцы на чеченской войне

- От него нам было всего одно письмо, - рассказал отец, - И письмо другу.

Родителей обычно солдаты письмами стараются только успокаивать, а вот другу Вадим Кокурин описал свои первые армейские впечатления так: "...Обещают нас закинуть в Чечню, но только через полгода. Знаешь, здесь даже не считаются с тем, хочешь ты служить там или нет, хотя в анкете есть такой вопрос. Погода стоит помягче, чем у нас, снег, например, выпал, только сегодня (7 января - В.К.), но большой, замучились разгребать. Мороз-то здесь небольшой, но ходим-то мы в афганках одних, так что зубы стучат о-го-го как. А шинели пока не разрешают надевать. Все офицеры ходят пьяные почти всегда и, конечно, нас молотят - ходим все в синяках, но это все фигня, конечно. Самый прикол - одеваться за 45 сек. и отбиваться за время, пока спичка горит..."

Второго письма от сына дома так и не дождались, а когда не пришло поздравление и маме с днем рожденья, встревожились не на шутку. Вадим был обязательным человеком и маму поздравил бы в любом случае. Если бы был жив...

- Так у меня сердце что-то щемило все эти дни... - вспоминает отец Вадима.

Во Владикавказ 1 февраля на имя командира части полетела телеграмма, подписанная военкомом, с просьбой "сообщить местонахождение Кокурина Вадима Ивановича для ответа родителям". Командир части не ответил и на повторную телеграмму такого же содержания, через 3 недели после первой.

А потом, как гром с ясного неба, извещение со штампом воинской части, датированное 8 марта 1996 года: "Кокурин Вадим Иванович, 1977 года рождения, покончил жизнь самоубийством, находясь после излечения в реабилитационном центре Владикавказского гарнизона.

Родители Вадима в самоубийство сына не поверили.

Факт самоубийства военнослужащего в любом случае не мог остаться без следствия. Однако на запросы о результатах следствия родителям не ответили ни из Владикавказской военной прокуратуры, ни из окружной, ни из Главной военной прокуратуры. Не ответили даже из Генеральной прокуратуры России, куда был послан запрос после того, как истекли все сроки ожидания ответов из других инстанций. Глухая стена молчания...

Отец взялся за разгадку гибели сына сам.

- Прежде всего, нас насторожило, - рассказал Иван Иванович Кокурин, что погиб сын 3-го марта и будто бы неделю в части не знали, где он был все это время. Тело нашли вне территории части, где-то в сараях. Когда гроб с сыном привезли домой, мы потребовали вскрытия. Из военной прокуратуры, уже местной был звонок в военкомат, запретили. Хотя, как потом я узнал, запретить вскрывать гроб могла только санэпидемстанция. У нее же оснований для этого не было. Так и осталось непонятным, как и где сын служил в январе и феврале, почему попал в госпиталь, принял ли он присягу, почему столько времени не мог написать домой... Да и был ли он жив все это время?

Неделю гроб стоял в морге. Родители ждали разрешения вскрыть его. Грех держать тело не похороненным столько времени, но после погребения узнать причину смерти было бы почти невозможно. Когда цинковый гроб, наконец, вскрыли, то родители увидели своего мертвого Вадима без глаза, на лбу была ссадина. Акта вскрытия трупа родителям не показали. Они добились повторного вскрытия, уже дома, но и этого акта родителям эксперт показать побоялся.

Если бы солдат действительно покончил жизнь самоубийством, то, наверное, военная прокуратура не стала бы делать из этого военной тайны.

- Труп сына был высохший - до некуда... - горько вспоминает отец Вадима Кокурина.

Через несколько дней из Владикавказа в Выксу пришел еще один гроб с телом земляка Вадима Кокурина. В извещении о смерти было написано, что он погиб от удара током в ... госпитале. Тело погибшего было обожжено. Родители и этого погибшего солдата не поверили в обстоятельства смерти своего сына. После этого случая несколько матерей, сыновья которых призывались вместе с погибшими, поехали во Владикавказ и забрали своих детей из армии.

Из сослуживцев Вадима, кто мог бы рассказать об обстоятельствах его гибели, найти пока никого не удалось. А через месяц после трагедии в автокатастрофе погиб и командир полка, в котором он служил. Следователь, который вел дело о самоубийстве В. Кокурина вскоре ушел в отпуск, потом дело передали другому. И вот уже скоро год, как тянется эта история.

Может быть, самоубийство было на почве "дедовщины"?

- Вряд ли, - считает отец Вадима, - Если бы его довели до самоубийства "деды", обстоятельства дела не стали бы так скрывать.

Может быть, разгадка всей истории во фразе из письма В. Кокурина: "Все офицеры ходят пьяные почти всегда и, конечно, нас молотят - ходим все в синяках..."

Отец Вадима в свое время отслужил в армии, в Германии.

-Если бы я знал, какой сейчас стала армия, ни за что бы его туда не пустил... - с горечью сказал он.

30. ЗА ПЛЕННЫМ СЫНОМ

По различным оценкам, в плену у Чеченских сепаратистов находится сейчас от 300 до 700 российских военнослужащих. В подписанном президентом России Б. Ельциным и З. Яндарбиевым соглашении о прекращении военных действий был и пункт об обмене пленными. В двухнедельный срок. При штабе объединенной группировки российских войск в Чечне работает отдел, который обязан заниматься возвращением наших ребят из плена. Но многие матери не в силах ждать возвращения своих сыновей из плена, едут в Чечню, чтобы самим выручить их из неволи.

На днях в Нижний Новгород вернулась Л. Антонычева, которая ездила в Чечню за своим пленным сыном.

- Сергея призвали в армию 15 ноября 1994 года, - рассказала Лидия Степановна.

- Сначала ему повезло: попал служить в Москву, в комендантский полк. Но скоро загноились ноги - "деды" так пинали. Два месяца в госпитале, операция. Утром 13 января 1996 года его выписали, а уже в 16 часов отправили в Мулино, на сборный пункт, а оттуда в Чечню. Ему даже негде было научиться стрелять...

- А там он в какую часть попал?

- В 166-ю Тверскую мотострелковую бригаду, на 15-й блокпост. Всего одно письмо от него получил. Восьмого марта их взяли в плен, 38человек, а нам о том, что сын пропал без вести, сообщили только через месяц. Мы с мужем немедленно вылетели в Моздок. Оттуда напросились доехать с колонной наших войск до Ханкалы, потом в штаб Тверской бригады. В Ханкале мы побывали в штабе нашей группировки, думали хоть что-нибудь узнать о сыне. Ничего там не сказали. Полковник Пилипенко, он как раз главный в комиссии по розыску наших военнопленных, попросил подождать. Ждем, потом он вызывает: "Да. Действительно ваш сын пропал без вести, его данные есть в нашем компьютере". Но это мы и без него знали. На улице разговорились с какими-то чеченцами, они подсказали, где склады 166-й бригады, туда приезжают за продуктами для ее солдат, прапорщик поможет добраться до штаба. Так мы и сделали.