Андрей Кочергин - Как закалялась сталь 2 и 1/2

На все отделение «сульфу» ставили двум «подопытным»: ему и «афганцу», старшему лейтенанту.

После контузии тот с энтузиазмом закурил гашиш, отчего в уже «мягкой» голове что-то чпонькнуло и заработало самостоятельно. Так, «на воле» старлей по ночам отбивался с ножом в руках от наступающих «духов», а днем мог часами снимать растяжки. Учитывая вес в 120 кг и непредсказуемые помутнения рассудка, его определили на «сульфу» еще раньше нашего весельчака. Терпели на пару, причем целью было не захныкать и не просить докторов Менгелей о пощаде.

Курс приема подходил к концу, и на инквизиторские вопросы доктора Шмидт: «Как вам, молодой человек, сульфазин показался? Чувствуете улучшения в мировосприятии?» он вымученно отвечал:

— Все бы ничего, и препарат чудо как хорош, но вот побочные эффекты мучают… Какие? Да, блин, самопроизвольные семяизвержения. Причем странное дело — только увижу белый халат, так и брызгаю! Если вдруг увидите пятна сзади, не удивляйтесь. Сожалею, но, видимо, не успел отвернуться. Какая досада!..

Его вызвали на последний укол «сульфы». К этому времени он уже с трудом таскал ноги, через пергаментную кожу светились синеватые вены, а шишковатая задница уже была одной болевой точкой. Удивился, что укол будет ставить сама Пиночет — молоденькая медсестра как-то виновато ежилась у двери.

Почувствовав неладное, спросил:

— А что это «сульфу» сегодня не разогревают?

— Уже разогрели, подставляй жопу, — скомандовала свинья-копилка.

Препарат входил подозрительно жестко, разрывая ткани так, что ягодица чуть не слетела с иглы.

— Не рука, а ласточка! Достояние республики. Это надо же так за сорок лет в психиатрии насобачиться, даром что психи безответны, как мухи…

— Давай, давай, пшел…

Реакция наступила внезапно и гораздо раньше, чем через шесть часов. Ногу стало разрывать, ногти посинели, как-то помутнело сознание, и вдруг стало отчетливо понятно, что хочется отрезать эту невыносимо болящую, инородную ногу. Цинизм ситуации заключался еще и в том, что дело было в субботу, все врачи и медсестры были уже дома и трескали пончики с повидлом. А сульфазинщик бился в отупляющей истерике, чувствуя, как начинает задыхаться и сердце отчетливо дает сбой, давление явно падало. Спасло его то, что сосед по палате, склочный пенсионер-полковник, вдруг ужаснулся мертвецкому цвету лица и с перепугу стал долбиться в дверь, крича, что тут больной помирает. Дежурный врач пришел часа через два, сонно поинтересовался, кто орет, почему орет, кто помирает, почему помирает, после этого недовольно призадумался и нехотя дал команду дежурной сестре вколоть этому дауну вот «это» и вот «то».

— Если не поможет, меня не беспокоить, не голоси — не сдохнет. А мне сон не ломай, а то в изолятор запру обоих — там хоть заорись…

Еще через минут сорок ему стало легче, наутро не мог ходить, но уже сносно говорил и опять чувствовал себя жителем планеты Земля. Пришедшая медсестра констатировала, к его неописуемому удивлению, температуру 38,5 градусов… Так какая же тогда была ночью?!

Вся психиатрия, по большому счету, основана на очень простом и очевидно действенном принципе: сделай больному так плохо, чтобы даже тараканы в его голове передохли. «Чем хуже, тем лучше», — говаривал великий психиатр и, по совместительству, великий кормчий Мао.

Не устаешь удивляться прозорливости его слов хотя бы в части отечественного способа корректировки «мягких, как титька» голов. Перечислю лишь немногие перлы лечебной практики.

Номер один, конечно, — сульфазин, препарат удивительно отрезвляющий и успокаивающий порой до летального эффекта.

Инсулиновый шок — очень забавная процедура, на которую вполне можно продавать билеты для тех, кто любит «погорячее». Инсулин забирает сахар из крови, мозг без сладкого начинает агонизировать, наступает реальный столбняк, человек впадает в кому с ужасающими конвульсиями. На глазах изумленного персонала девочка четырнадцати лет с суицидными настроениями ухитрилась привязанными к кровати руками загнуть раму панцирной сетки — сюрреализм в густой смеси с ркастиком. Когда «лечебный» эффект считается достигнутым, медсестра ставит в одеревеневшую руку укол глюкозы и… больной опять с нами, бойко хлопает пустыми глазками, обливаясь трупным потом. С возвращением! Как тебе там показалось?

Голодание. Ну, это для нежно устроенной субтильной интеллигенции, которая от жесткой дрессуры может и о правах человека заголосить. Да и мрет она, зараза, по-есенински легко — того и гляди, с перепугу тапок съест или зубного порошка нанюхается, вот тебе и ЧП, а оно надо? Так что голодание — чистый спешиал фор яйцеголовых очкариков. Ходят дистрофики, глазками бесноватыми зыркают и жрать хотят так, что рке вроде и в попу баловаться расхотелось. Вот вам яркий пример победы советской медицины над империализмом, педерастией и прочими пережитками классового неравенства. Сделать 25–30 кг за месяц в минус — так это не предел. Под хорошую клизму, да под санитарский присмотр еще не так можно фигуру отутюжить.

Все остальные наркотерапии, таблеточки, пилюли, психоанализы и остальная чепуха — это для очень блатных и богатых.

Да еще и не факт, что поможет, в то время как с «сульфой» результат гарантирован. Если считаете, что не помогло, то фирма готова поставить еще пару кубов за свой счет. Что, сразу стало гораздо свежее? А мы что говорили?!

…Он лежал и абсолютно тупо смотрел в потолок. Когда-то очень давно слышал, что самое замечательное на войне — это сидеть и курить. Молча, не спеша сидеть и, не озираясь, курить. Только сейчас до него доходило, что значит «курить». Собравшись с силами, он повернулся на бок, лицом к стене. На куске картона написал цветным карандашом, сворованным у соседа-маразматика:

В который раз передо мнойВозник заката тусклый диск.Я разговаривал, с собой —С душой в общении буду чист.Душа моя меня поймет,И ей солгать я не смогу.Как жаль, что в жизни только ейДоверить тайны я спешу.Иссяк закат. Вползает ночь.И сутки прочь летят, как тень.Никто не сможет мне помочь,И к смерти ближе новый день.

За ним приехала мать. Полтора месяца дурдома оказали благотворное действие на геройского «зовьет зольдата». Не то что драться-рвать-убивать, а ходить без посторонней помощи эта «угроза миру и демократии» уже не могла, вес крепко упал в категорию до 70 кг, что при росте в 180 см выглядело несколько обезжиренно. Постоянно хотелось спать, есть или хотя бы сидеть с закрытыми глазами. Зато он получил заключение комиссии о том, что психически здоров. Это его немало удивило.