Иван Федюнинский - На Востоке

В то время в Улан-Баторе считались священными рыбы и собаки. И тех и других здесь было много. Должен сказать, что наши водители, не зная, что собака является священной, не проявляли особой осторожности и наезжали на них. Это вызывало недовольство буддийского духовенства, и мы вынуждены были принять серьезные меры, считаясь с настроениями и обычаями населения. А с рыбой дело доходило до курьезов. Кто из нас не любил ловить ее! Почти каждый красноармеец считал себя рыбаком. Часто самодельными снастями они пытались ловить рыбу на реках Тола и Керулен. И как только появлялся рыбак, сразу же приходил лама. Рыба клевала хорошо. И когда воин вытаскивал рыбу, радуясь своему успеху, к нему подходил огорченный лама, покупал ее и возвращал обратно в реку. Командование было вынуждено прекратить рыболовные страсти красноармейцев.

Да, уклад жизни в Монголии значительно отличался от нашего. Некоторые религиозные обычаи были в то время просто удивительны. Например, такой. Человек еще был жив, а его уже вывозили в долину смерти. У монголов считалось, что если человек умрет в юрте, то ее надо сжигать. Однако бедный арат сделать подобного не мог: юрта стоила немалых денег. Поэтому приглашенный лама заблаговременно предупреждал родственников, показывая на больного человека, что его призывает к себе будда. После такого безапелляционного решения ламы семья вывозила своего родственника, кто бы он ни был, в долину смерти. Его укладывали на маленькую кошму, ставили перед ним две небольшие пиалы, в одной из которых находилось вяленое мясо, а в другой — вода. Родственники ждали, когда больного призовет будда к себе. Если человек не умирал, а выздоравливал, то обратно в семью его не принимали.

Помню такой случай. Он произошел позже, когда я уже командовал 82-й мотострелковой дивизией.

Одна монгольская девушка 15–16 лет была вывезена в долину смерти. Но молодой организм победил болезнь. Девушка выздоровела и пошла в свою родную юрту. Однако там ее не приняли. И мне, как начальнику гарнизона, пришлось ее устроить санитаркой в один из наших госпиталей.

Да, в настоящее время монгольский народ не тот, каким он был сорок с лишним лет назад. Иным стал и Улан-Батор. Я бывал в нем в послевоенные годы. Это современный, утопающий в зелени, благоустроенный город: красивые многоэтажные дома, асфальтированные улицы, освещенные ночью лампами дневного света, Дворцы культуры, кинотеатры. Гордостью монгольского народа является Университет имени Чойбалсана, из стен которого ежегодно выходят тысячи высокообразованных специалистов во всех областях народного хозяйства. В университете имеются прекрасные лаборатории и большая библиотека. В Улан-Баторе построен Государственный музыкально-драматический театр. Это величественное и красивое здание.

Монгольская Народная Республика имеет передовые, оснащенные современной техникой предприятия. Только в Улан-Баторе действуют гигантский промышленный комбинат, механический завод, деревообделывающий комбинат, кондитерские фабрики, современная теплоэлектроцентраль. Оснащенная современным оборудованием, угольные копи Налайха и нефтяные промыслы Дзун-Баина.

Через Улан-Батор проходит новая железная дорога на Москву. Более чем на тысячи километров с севера на юг пересекает она страну, где еще не так давно грузы перевозились на верблюдах.

Недалеко от столицы вырос новый социалистический город Дорхан.

Большие изменения произошли не только в Улан-Баторе, но и в других городах Монголии. Неузнаваем стал облик земли, которую когда-то считали бесплодной. Теперь на ней выращиваются хлеб и другие культуры, необходимые для жизни человека. В степях и долинах можно увидеть много сельскохозяйственных машин: тракторы, комбайны, сеялки. Там, где когда-то стояли загрязненные старые юрты кочевников, выросли красивые коттеджи, магазины, кинотеатры, читальни. Монгольский народ твердо встал на путь социалистического земледелия.

Когда мне пришлось быть в Монголии на праздновании 20-й годовщины разгрома японцев на реке Халхин-Гол, в республике уже тогда насчитывалось свыше 700 сельскохозяйственных объединений. В МНР выходит много газет и журналов, издаются книги монгольских и зарубежных писателей. Каждый монгол может прочесть на родном языке произведения В. И. Ленина, познакомиться с классиками русской литературы — Толстым, Горьким, Пушкиным и другими. А ведь еще не так давно почти все население Монголии было неграмотным, огромная армия тунеядцев — лам душила в народе стремление к культуре и знаниям. Ламы являлись рассадником мракобесия, невежества и предрассудков. Но монгольский народ под руководством Народно-революционной партии решительно уничтожил прогнивший старый строй и смело, твердо идет по пути социализма.

Однако вернемся к событиям тех дней, когда мы прибыли в Улан-Батор. Много дел свалилось на наши плечи. Прежде всего требовалось побыстрее разместить личный состав полка. Нам отвели участок гористой местности на окраине столицы. Это было голое место. Что называется, ни кола ни двора. Крышей нам служило бездонное монгольское небо. На первых порах устроились в палатках. Учитывая суровый климат Монголии, мы понимали, что долго в них находиться будет нельзя, особенно зимой, в период сильнейших ветров. Поэтому решили строить землянки. Сразу же встал вопрос: где взять лес? Поблизости не было. Пришлось возить его из района Кяхты. Далеко, сложно, но другого выхода не было. И мы возили. Словом, полк устраивался и готовился к зиме основательно.

Командиры подразделений, как и весь личный состав, также разместились в землянках. Лишь командование полка имело юрты. Позднее нам разрешили взять семьи. Им тоже построили землянки. Так на окраине Улан-Батора появился военный городок, или, как его называли, копай-город. Конечно, жить в землянках, особенно семейным, было не очень-то приятно — тесно и неуютно, но, как гласит пословица, в тесноте, да не в обиде. Самое главное — зимой в землянках не мерзли. Хуже было, когда наступила весна, а вместе с ней и весенние дожди. Вспоминаю свою землянку, в которой жил с женой. Потолок в ней был из картона, а стены покрыты далимбой (монгольский хлопчатобумажный материал). Однажды весной прихожу домой пообедать и вижу такую картину: вся посуда стоит на полу, а в нее с потолка и стен стекает вода.

— Ничего не поделаешь, дорогой, — сказала жена, виновато улыбаясь, придется сегодня остаться без обеда. Иначе утонем здесь.

— Не волнуйся, — успокоил я ее, — обойдусь сегодня и без обеда. Не умру.

Кое-как перекусив, отправился на работу. Но не только в тот день пришлось остаться без обеда. Несолоно хлебавши возвращался на службу много раз. Вот так и жили. И надо сказать, носа не вешали. Невзирая на трудности, добросовестно делали свое дело. Мы знали, что пришли сюда не ради удовольствия, а ради того, чтобы выполнить приказ Родины, помочь Монгольской Народной Республике отразить возможную агрессию, угроза которой, по всем данным, быстро надвигалась. Японские войска непрерывно сосредоточивались на границах с МНР. Вот-вот должна была разразиться гроза. Мы это чувствовали все явственнее.