История Саудовской Аравии - Алексей Михайлович Васильев
Отмечая сложный характер взаимоотношений различных групп населения, переплетение классовых, патриархально-родовых и кастовых отношений, А.И. Першиц тем не менее пришел к выводу, что «основными классами североаравийского общества были класс феодалов и класс феодально-зависимых крестьян. К первому из них наряду с крупными оседлыми землевладельцами и кочевыми шейхами принадлежали различные категории средних и мелких эксплуататоров феодального типа – городские купцы, ростовщики, раскрестьянившиеся деревенские богатеи; ко второму – феодально-зависимые феллахи, кочевники, африканские вольноотпущенники»118. При всех оговорках подобное определение в принципе ставит на одну доску и бедуина «благородного» племени – соучастника эксплуататорской деятельности своего шейха, и полукрепостного вольноотпущенника, и презираемого ремесленника, а шейха поселения абдов – даже выше рядовых кочевников аназа, мутайр или харб. С таким выводом трудно согласиться. Впоследствии А.И. Першиц отошел от этой категорической оценки, констатировав: «За века раннеклассового развития… кочевые общества в отличие от оседлого некочевого населения так и не были полностью феодализированы»119.
Можно ли считать, что рассмотренный общественный строй сложился в Аравии лишь в XVIII в.? Очевидно, нет. Правда, проблема определения хронологических рамок его существования требует особого изучения. Но, например, отдельные сведения европейцев об аравийской жизни в Средние века не противоречат позднейшей информации. Сообщения Ибн Халдуна о североафриканском обществе XIV в. в зоне пустынь и полупустынь, у которого так много сходных черт с аравийским, подкрепляют подобную точку зрения120.
Такие черты общественной системы Аравии XVII–XIX вв., как химы, дахаля, замена кровной мести выкупом, гвардия рабов в Мекке, были известны еще в Аравии времен зарождения ислама121, хотя не исключено, что за много столетий содержание некоторых институтов приобрело в той или иной степени классовый оттенок. Бедняки-«салуки» доисламской поэзии живо перекликаются с неимущими бедуинами XVIII–XIX вв., а представителей племенной знати в VI–VII вв. называли «обладателями сотен (верблюдов)»122. Учитывая, что за прошедшие с тех пор столетия вплоть до XX в. не было отмечено никаких революционных сдвигов в развитии производительных сил Аравии, допустимо полагать, что подобная общественная система с теми или иными модификациями сохранялась продолжительное время.
Факторы децентрализации и объединения.
Со времен Мухаммеда и до появления ваххабизма Аравия не знала единой власти, стабильности, мира. На протяжении веков она по большей части была раздроблена на мелкие и мельчайшие оазисы-государства или их объединения, кочевые племена или их конфедерации. Экономическая разобщенность отдельных оазисов и племен, этих самостоятельных хозяйственных единиц, и размеры пустынного полуострова, где островки человеческой жизни были порой разделены сотнями километров, действовали как факторы децентрализации. Объединению также препятствовали племенные и местнические различия аравийского населения, диалектальные особенности языка, пестрота и противоречивость религиозных верований и представлений.
Племенная и оазисная знать была заинтересована в расширении границ своей власти с целью увеличения источников обогащения. Устремления каждой из отдельно взятых племенных и оазисных группировок знати сталкивались с подобными же тенденциями соседей. Во взаимной борьбе истощались силы. Но бывало, что та или иная группировка знати, опиравшаяся на военную мощь бедуинов или оседлых и возглавлявшаяся талантливым вождем, широко распространяла свое господство. В результате образовывались государства на сравнительно обширной территории. Главной побудительной силой объединения была совместная экспансия, которая обеспечивала военную добычу. Существовали обширные районы, где центробежные силы феодальноплеменной анархии перемежались с центростремительными силами объединения. Это – Хиджаз, Неджд, Эль-Хаса, Йемен, Оман.
На территории крупных государственных объединений в результате установления безопасности и притока богатств извне могло идти развитие производительных сил несколько ускоренными темпами. Но затем наступательный порыв иссякал, внутренняя борьба и соперничество подтачивали прочность власти, знать усиливала эксплуатацию подвластного населения, создавая предпосылки внутреннего недовольства, центробежные силы брали верх, и государства распадались. Этот процесс мог резко ускориться в случае каких-либо стихийных бедствий и эпидемий.
Можно считать поэтому, что в раздробленной Аравии на протяжении веков существовали потенциальные силы объединения, а в любом из образующихся централизованных государств начинали действовать мощные силы распада.
Первое государство Саудидов в Аравии не было исключением. Оно, однако, достигло могущества и расширения, невиданного со времен зарождения ислама, а эпоха наложила печать на его характер и предопределила его судьбу.
Османская империя и Аравия. Ослабление иностранного влияния на полуостров к середине XVIII в.
Мусульманские империи, возникавшие и распадавшиеся на Ближнем и Среднем Востоке, прямо или косвенно оказывали воздействие на Аравию. С XVI в. постоянным фактором аравийской политики стали турки. Вскоре после захвата ими Египта наступила очередь Хиджаза, а затем Иомена, Эль-Хасы и других районов Аравии. В Джидду, морские ворота Мекки, Порта назначала своего пашу. Небольшие турецкие гарнизоны временами находились в Мекке, Медине, Джидде и некоторых других пунктах. Из Стамбула в Мекку и Медину посылали отдельных чиновников. Все же власть турок в Хиджазе была, скорее, номинальной, и местные правители, как правило, пользовались широкой автономией во внутренних делах.
В Мекке удерживали власть соперничавшие кланы шерифов, которые посылали паше Египта и султану деньги и дорогие подарки. Но Мекка была особым городом, жившим за счет паломничества и благотворительных пожертвований мусульманского мира. Могущественные султаны и благочестивые мусульмане жертвовали на ремонт и содержание Каабы и мечетей, на создание каналов. Часть этих денег оседала в городе и нередко попадала в казну шерифов. Мекка была важной, но слишком отдаленной провинцией для турок, чтобы они смогли удержать ее под прямым господством, и потому они предпочитали сохранять в ней местных правителей. Для политических интриг Порты всегда были наготове шерифские семьи, жившие в Стамбуле123.
На рубеже XVI–XVII вв., в период смут и волнений, охвативших Османскую империю, Центральная и Восточная Аравия обрела фактически независимость от турок, хотя наместники Багдада и Басры вплоть до конца XVII в. продолжали оказывать влияние на ход событий в Эль-Хасе и Неджде.
К началу XVIII в., после поражения под Веной в 1683 г., Османская империя вступила в полосу заката. Хотя на востоке в первые десятилетия XVIII в. турки смогли одержать верх над персами, это не меняло общего положения. Османская империя еще владела обширными территориями в Европе, Азии и Африке, где были сосредоточены огромные природные богатства и людские ресурсы. Однако основа турецкого могущества – военно-феодальная система – неумолимо разрушалась. Падала боевая мощь янычар, которые обзаводились семьями, занимались ремеслами, торговлей. Былая дисциплина солдат и чиновников Османской империи сменилась распущенностью и коррупцией.
В результате военных поражений отпал важнейший источник доходов правящего класса – военное ограбление побежденных. Тем с большей беспощадностью турецкие паши и чиновники грабили трудовое население империи, прежде всего крестьян. Разорение сельского хозяйства, основы экономики Османской империи, шло быстрыми темпами. Непосильные, хищнические поборы
