Яков Абрамов - Генри Мортон Стэнли. Его жизнь, путешествия и географические открытия

В этот период своей жизни Стэнли лишился нежно любимой матери, многострадальная жизнь которой была осчастливлена на закате отблеском славы ее дорогого Джона. Схоронив мать, Стэнли думал прожить всю остальную жизнь без привязанности, но судьба послала ему теперь счастье, которого он был лишен в молодые годы. Он встретился с мисс Тенант, высокообразованной и талантливой девушкой, уже несколько лет занимавшей видное место в литературных и художественных кругах Лондона. Она сотрудничала в английских журналах, иллюстрируя свои статьи собственными рисунками и, кроме того, занимаясь живописью, причем целый ряд картин ее имел значительный успех на выставках. Стэнли был очарован ее умом, разнообразными знаниями и живостью, а она, в свою очередь, была увлечена его энергическим и благородным характером. В 1887 году Стэнли и мисс Тенант обручились, но свадьба их была отложена, так как Стэнли в это время должен был взяться за дело, которое мог выполнить только он один. Дело это состояло в спасении застрявшего в глубине Центральной Африки Эмина-паши.

Если уже предшествующие путешествия Стэнли по Африке, как по целям, во имя которых они совершались, так и по необычайной энергии, обнаруженной путешественником, заставили всех признать Стэнли первым «землепроходом» нашего века и «рыцарем XIX столетия», то новое путешествие, предстоявшее теперь Стэнли, должно было еще более увеличить права его на эти титулы. Действительно, опасная и невероятно трудная экспедиция, предпринятая и блистательно выполненная им в интересах освобождения двух европейцев, Эмина-паши и Казати, затерявшихся в глубине Центральной Африки, — экспедиция, продолжавшаяся три года, полная непрерывных опасностей, которые на каждом шагу грозили смертью смелому путешественнику и действительно погубили многих из его спутников, — эта экспедиция совершенно выделяется из обычного течения нашей жизни и напоминает собою отчасти подвиги гомеровских времен, отчасти эпоху средних веков, когда идеи могли двигать целыми народами.

Но кто такие Эмин-паша и Казати, ради которых была предпринята эта героическая экспедиция? Казати — итальянский путешественник, попавший в африканскую передрягу совершенно случайно и никакой существенной роли в данном случае не игравший. Иное дело — Эмин-паша. Это в высшей степени своеобразная личность, и история его кажется в наш узко практический век прямо отрывком из сказок Шахразады. Познакомиться здесь в коротких словах с этой личностью будет вполне уместно.

Настоящая фамилия Эмина-паши — Шнитцер. Немец, точнее, немецкий еврей по происхождению, Эдуард Шнитцер получил весьма солидное естественнонаучное и медицинское образование в Берлине, Вене и Париже. Еще в молодости он отправился на привлекавший его своеобразным строем своей жизни Восток и долго занимался медицинской практикой в Скутари, в Албании. В середине семидесятых, когда знаменитый Гордон, назначенный губернатором суданских провинций Египта, собирал вокруг себя европейцев, с одной стороны, интересовавшихся природой в глубине «мрачного континента», а с другой — способных поработать над уничтожением там работорговли, Шнитцер немедленно явился на зов Гордона. Сперва он исполнял частные поручения, вроде посольств к туземным африканским владетелям, а затем был назначен губернатором самой южной провинции Судана, лежащей на верхнем течении Нила почти под экватором. Провинция эта, недавно присоединенная к Египту, в первые годы египетского управления подверглась чудовищному разграблению со стороны египетских властей, их войск и в особенности находившихся под их покровительством арабских работорговцев. Последние обратили всю страну в поле охоты за людьми и вели это гнусное дело в столь широких размерах, что грозили превратить всю страну в пустыню. Вступив в управление провинцией, Шнитцер, переименовавший себя в Эмина, обуздал египетскую администрацию, египетские войска заменил туземцами и начал такую решительную войну против работорговцев и охотников за людьми, что скоро их и следа не осталось в его провинции. Вместе с тем он обнаружил недюжинный администраторский талант. Обратив свое внимание на развитие земледельческой культуры, он достиг и на этом пути громадных успехов. Скоро управляемая им провинция покрылась плантациями пшеницы, риса, сахарного тростника, индиго и так далее. Страна отличалась богатой природой, как и большинство стран Центральной Африки. Ей нужны были только внешний покой, порядок и знания, доставляемые наукой, чтобы она процветала, — и все это ей было впервые дано Эмином. Этот неутомимый деятель, все время своего пребывания в сердце Африки не оставлявший научных работ — географических и естественнонаучных, которыми он обогащал специальные издания всей Европы и которые приобрели ему громкое имя в ученом мире, — в то же время усиленно работал на благо населения своей провинции, вводя новые культурные растения, обучая туземцев улучшенным приемам обработки земли, приготовлению тканей из хлопка и так далее. В несколько лет Экваториальная провинция превратилась в цветущий и богатый край, Эмин приобрел громадную популярность среди населения, а войска его, набранные из туземцев, просто боготворили его. В самый разгар цивилизаторской деятельности Эмина-паши в Судане вспыхнуло восстание магдистов, вызванное бездарным и жестоким управлением Реуфа-паши, заместившего Гордона на должности суданского генерал-губернатора. Восстание быстро охватило весь Судан. Гордон был снова приглашен на пост суданского генерал-губернатора, но слишком поздно, чтобы остановить лавину поднявшегося мусульманского фанатизма. Он пал жертвой своего великодушного намерения спасти цивилизацию в Судане и доверия к английскому правительству, которое, послав его на опасный пост, долго медлило с присылкой ему помощи и явилось с нею чересчур поздно, в тот самый момент, когда центр египетского Судана, Хартум, был взят и Гордон предательски убит. С этого момента все египетские владения внутри «мрачного континента» попали в руки магдистов, за исключением провинции Эмина.

Целых шесть лет провел Эмин-паша в своей провинции, отрезанный магдистами от всего мира. Участь его разделяли двое путешественников, застигнутых восстанием Магди, — итальянец Казати и русский немец Юнкер. Удивительное зрелище представляет этот единственный в своем роде факт «царствования» Эмина. На огромной площади, лежащей в самом центре Африки, населенной миллионами дикарей-негров, сперва три европейца, а затем, за отбытием Юнкера, всего двое, не имея в своем распоряжении никакой другой силы, кроме нравственного влияния, отрезанные от цивилизованного мира, не опираясь ни на какую внешнюю власть, так как престиж египетского правительства совершенно исчез, — сумели в течение этих долгих лет управлять обширным краем, содержать значительное войско, поддерживать всюду строгий порядок и заботиться о благосостоянии населения провинции. Это была какая-то идиллия, своего рода робинзонада. А между тем, на границах этого робинзонова царства стояли, с одной стороны, грозные полчища Магди, а с другой — не менее грозные армии могущественных негритянских государств Униоро и Уганды, о которых мы говорили выше. В Уганде в это время место друга Стэнли, Мтезы, занял Муанга, объявивший беспощадную войну белым, а в Униоро и ранее относились к белым, как мы уже говорили, с величайшей враждебностью. До поры до времени войска Эмина сдерживали напор враждебных сил с обеих сторон, но Эмин понимал, что так дело долго продолжаться не может, рано или поздно полчища магдистов возрастут в такой степени, что с ними его войскам не справиться, как это и случилось впоследствии. Если бы Эмин думал только о себе, он мог бы уйти из своего своеобразного заточения, как ушел от него в 1886 году Юнкер, пробравшийся в Занзибар. Но Эмин знал, что уйти ему значило отдать Экваториальную провинцию в жертву анархии и в руки магдистов. К тому же пройти половину Африки с многотысячной армией нечего было и думать, а покинуть храброе черное войско, бывшее столько лет верным своему вождю, значило оказаться не заслуживающим этой верности. И Эмин решил остаться до конца на своем посту, разделяя общую участь со своей провинцией и своим войском. Он, однако, ждал помощи от Европы, надеясь с этой помощью настолько прочно укрепиться в верховьях Нила, чтобы сделать эту страну навсегда присоединенной к цивилизованному миру, или, по крайней мере, быть в состоянии удалиться из страны со всем своим войском.