Коллективные сборники - Маршал Тухачевский

– Неужели, Миша, ты думаешь, что я могу быть подлецом и подвести тебя?!

И однако же подвел, оказался истинным подлецом.

Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк, В ходе операции он часто терял связь со штармом, его донесения противоречили донесениям из частей и в конце концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и штарм перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у Деникина.[25]

На наше счастье, в 1-й Революционной армии таких негодяев было очень немного. За все время помню два-три случая перебежек бывших офицеров к белогвардейцам…

Но вернемся к Сызрано-Самарской операции.

Пензенская и Инзенская дивизии продвигались к Сызрани, преодолевая отчаянное сопротивление противника. Медленно и нерешительно наступала Вольская. Очень трудно было управлять двумя полками Самарской, находившимися на левом берегу Волги и имевшими задачу выйти в тыл белочехам у станции Липяги. Утомленная почти непрерывными боями Симбирская Железная дивизия действовала в направлении Сызрань – Ставрополь.

Отчаянный бой разгорелся у Батраков за овладение Александровским мостом. Белочехи и «народная армия» КОМУЧа понесли здесь огромные потери. Это воодушевило наши войска. А еще больший подъем вызвали известия о том, что противник приступил к эвакуации Самары, где подпольщики-большевики подняли на борьбу рабочих самарских заводов.

Сразу активизировались, полки Самарской дивизии; опрокидывая белогвардейцев, они развили стремительное наступление на Липяги. В соревнование с самарцами, инзенцами и пензенцами вступила Симбирская Железная дивизия. Гая Дмитриевич решился на отчаянный шаг, за который впоследствии получил от командарма серьезное внушение.

К этому времени в распоряжении армии появился авиационный отряд в составе двух «Фарманов» и одного «Сопвича». Поскольку я в свое время прошел краткосрочный курс офицерской воздухоплавательной школы, Михаил Николаевич возложил руководство действиями «армейской авиации» на меня. Основная ее задача состояла в осуществлении «глубокой» (до 30 километров) разведки.

Один из самолетов, насколько помню «Сопвич», я придал Симбирской Железной дивизии. И вот после занятия Сызрани, когда в треугольнике Сызрань – Самара – Ставрополь шли еще бои, Гая Дмитриевиче летчиком (кажется, тов. Кожевниковым) садится где-то на картофельном поле под самой Самарой, узнает, что белогвардейцы из нее почти все удрали, и, вооружившись ручными гранатами, отправляется в город. Самару он знал хорошо и сразу двинулся на телеграф. Перепуганные его грозным видом, телеграфистки покорно стали отбивать на нескольких аппаратах: «Всем! Всем! Всем! Я, Гай, нахожусь в Самаре. Да здравствует Советская власть!»

А через некоторое время от Сергея Сергеевича Каменева по прямому проводу из Арзамаса мне пришлось выслушивать примерно следующее:

– Вы доносите, что войска армии ведут упорные бои на подступах к Самаре, а оказывается, Симбирская дивизия уже заняла ее. Доложите точно, до полка включительно, положение частей армии.

Почти одновременно меня запрашивал и Михаил Николаевич:

– Где сейчас находятся полки Железной?..

Произошло это 7 октября. Мы с Валерианом Владимировичем Куйбышевым очень опасались, что телеграмма из Самары от имени Гая является белогвардейской провокацией. Но в ночь на 8-е все разъяснилось. После тщательной проверки штаб донес С. С. Каменеву и по другим адресам о том, что рабочие Самары изгнали «учредилку». А к исходу дня, не встречая сопротивления, в город вступили части сначала 4-й армии, потом (часа два-три спустя) 1-й Революционной.

Я получил приказание командарма передислоцировать штаб из Пайгарма в Сызрань.

Сызрань была первым городом, в котором штабу армии после эшелонного житья в Инзе и квартирно-бивуачного в Пайгарме удалось разместиться с комфортом в огромном новом здании банка. А для командарма и состоящих при нем лиц был отведен особняк купца Стерлядкина. По тем временам он считался почти дворцом: роскошный кабинет, гостиные, столовая, спальни с кроватями из карельской березы, комнаты для приезжающих… Говорили, что Стерлядкин, строя этот особняк, платил бешеные деньги архитекторам, лишь бы перещеголять купца Шатрова в Симбирске. Почти не умея читать, бывший владелец особняка обзавелся еще и большой библиотекой, но при ближайшем ознакомлении с ней выяснилось, что главное богатство тут составляли тисненные золотом переплеты и огромные красного дерева с бронзой книжные шкафы…

Начальником Сызранского гарнизона Михаил Николаевич назначил меня, комендантом – Пугачевского. Сам он часто выезжал в Самару. Войска армии готовились к дальнейшему наступлению на восток.

Во время этой непродолжительной передышки Михаил Николаевич завел разговор о военной истории вообще и об истории гражданской войны в частности. Он считал, что военную историю надо начинать писать не после боев, а в ходе их. Тухачевский придавал громадное значение дневниковым записям самих участников событий, настаивал на том, чтобы во всех звеньях армии, начиная от полка, велся «Журнал боевых действий». Но самым главным не только для истории, но и для сегодняшнего дня Михаилу Николаевичу представлялся обстоятельный разбор каждой операции по ее горячим еще следам. И у нас тут же было положено начало этому. Первой детальному разбору подверглась Симбирская операция. С докладами выступали командиры штаба армии, а затем итог всему подвел командарм.

Тогда же в относительно спокойной обстановке Михаил Николаевич начал работать над своим важным исследованием «Стратегия национальная и классовая». Пробудился интерес к военно-научной работе и у многих командиров штаба армии. Среди них особенно выделялся в этом отношении брат командарма Николай Николаевич Тухачевский, который еще в гимназические годы прослыл «историком».

Осязаемым результатом военно-научной и военно-исторической деятельности штарма является ставший ныне библиографической редкостью юбилейный сборник, изданный в 1920 году к годовщине 1-й Революционной армии.

Из других событий того периода в памяти моей наиболее ярко запечатлелось празднование первой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. По просьбе трудящихся Сызрани мы организовали военный парад. Командовать этим парадом Михаил Николаевич поручил мне. Принимали его сам командарм и члены Реввоенсовета О. Ю. Калнин и С. П. Медведев (В. В. Куйбышев к тому времени уже покинул нас, получив назначение в Реввоенсовет 4-й армии).