Владимир Голяховский - Русский доктор в Америке. История успеха

Всё вокруг продолжало нас поражать, даже напор воды, с которым она вытекала из кранов, был непривычно сильным. Когда я первый раз спустил воду в унитазе, то чуть было не отпрыгнул — с такой невиданной для меня силой и шумом хлынула вода для смыва.

Беженцы собирались внизу и тоже выражали своё удивление.

— Воду американцы не экономят совсем. В Италии еле-еле текла, а здесь — потоком.

— Они тут и энергию совсем не экономят — огни повсюду горят сутками напролёт.

— А автомобили такие большие! — небось двигатели сколько бензина жрут.

— И самолёты летают каждую минуту. Сколько самолётов-то!

— Америка богатая.

На следующий день мы с Ириной смогли прогуляться по городу. Установилась тёплая солнечная погода, смена произошла так резко, что это тоже было необычно для нас. Итак, наш первый выход на Бродвей. Нам нетерпелось впервые увидеть американцев, не одиночек, а именно массу американцев, уличную толпу. Какие они? Подсознательно мы представляли себе, что по улицам ходят люди голливудского типа: мужчины высокие, ладно одетые, с приятными и мужественными чертами лица, как у Джона Уэйна; а женщины должны быть стройные блондинки, в облегающих фигуры нарядах, что-то вроде Ширли Макклейн.

Мы и сами решили приодеться получше, чтобы не выделяться из такой толпы: я долго прилаживал подходящий к костюму галстук и начистил до блеска туфли, а Ирина надела синий французский костюм, который ей очень шёл, и туфли на высоких каблуках. Мы вышли за угол и нырнули в бродвейскую толпу.

Первое, что мы увидели, — мусор повсюду: бумажки, газеты, пластиковые пакеты, тряпки, поломанные зонтики, а у обочин тротуаров были какие-то растерзанные автомобили без колёс, стёкол и дверей. Всё это валялось на улице, не затрагивая ничьего внимания, — толпа равнодушно двигалась в разных направлениях. Откровенно говоря, такого изобилия мусора на улицах мы никогда раньше на видели. Ну, ладно, чёрт с ним, с мусором, давай смотреть на людей. Хотя было утреннее рабочее время, толпа шла густая. Но где же наши «типичные» американцы? Сколько я ни вглядывался, ни Уэйнов, ни Макклейнш увидеть мне не удавалось. Вместо них преобладали люди совсем другого внешнего типа: смуглые, низкорослые, много было даже коротышек, все брюнеты с прямыми волосами, довольно полные, а среди чёрных попадались такие толстые, каких мы в жизни не видели. И вся толпа была неряшливо одета, многие даже в каком-то тряпье. Я растерянно посмотрел на Ирину, она — на меня: что это?! И вдруг мы не выдержали и оба невольно расхохотались несоответствию ожиданий и действительности. Наверное, со стороны это была странная картина: стоит на улице прилично одетая пара иностранцев, вроде туристов, явно к этому Бродвею не имеющих отношения, и оба хохочут посреди неряшливо одетой толпы низкорослых людишек.

Всё-таки было непонятно: кто эти люди? Мы шли, держась за руки, приглядывались и прислушивались к обрывкам их разговоров. Они говорили явно не на английском. Что это за язык? Мы могли бы по звучанию различить французский, немецкий и итальянский языки, но они говорили на каком-то другом, притом исключительно быстро, тараторя и с твёрдым произношением звука «р-р-р». Я бы сказал, что их странное произношение было довольно неблагозвучным.

— Может быть, это испанский? — нерешительно сказала Ирина.

— Ну, что ты! Испанский такой мелодичный, плавный, красивый. А они говорят так, что даже ухо режет.

Нет, по звучанию мы не могли определить, на каком языке говорят на Бродвее.

Рядом был супермаркет «Кифуут», и мы зашли туда, в первый американский магазин.

Супермаркет поразил нас размерами, изобилием продуктов, и грязью тоже. Там этих странных людей было даже больше, чем на улице. Они толкались, везя перед собой тележки, и набивали их продуктами. Мы решили проследить, кто и что покупает. Для этого мы выбрали одну тучную чёрную, лет сорока. Она катила тележку и безразлично нагружала её продуктами, не глядя на их цену — жирными кусками мяса, куриными частями, оливковым маслом, бутылками «Кока-колы», фруктовым соком, фруктами, пачками макаронных изделий, овощами, хлебом… Когда она подкатила к кассе, мы встали за ней. Кассирша быстро и ловко отбивала на кассе стоимость продуктов, гора их росла на упаковочном столе. Переговаривались они на том же непонятном языке. Наконец, всё было пересчитано, я подглядел цифру на кассе — $85. Такую сумму каждый из нас получал на питание на целый месяц. К нашему удивлению, покупательница дала вместо долларов какие-то купоны. Расплатившись, она еле протиснулась в узком проходе между кассами и важно ждала, пока худой и бледный парнишка упаковал всё в пластиковые пакеты и уложил в её тележку. На улице она с невозмутимым видом подошла к припаркованному большому чёрному «Кадиллаку», парнишка выкатил за ней продукты, она отперла багажник, куда он уложил покупки. Не глядя на него, она взгромоздилась за руль и — плавно укатила. Я залюбовался машиной, ну и машина у неё! Мы шли растерянные: почему та богатая чёрная толстуха выглядела так неряшливо и что это за купоны у неё?

Когда мы вернулись в гостиницу, Берл и другие постояльцы были, как всегда, внизу.

Они принялись говорить комплименты по поводу нашего нарядного вида, особенно хвалили Иринин костюм. Берл спросил:

— Ну, как погуляли, понравился вам наш Бродвей?

— Странные впечатления, мы многого не поняли.

— Ничего, помалу, помалу, всё поймёте.

— На каком языке говорят все эти низкорослые люди на улице и вообще — кто они?

— Эти люди? А, эти люди… они говорят на испанском.

— Но ведь испанский звучит совсем не так.

— А, я понимаю… ну, они говорят на своём пуэрториканском испанском. Большинство из них иммигранты из Пуэрто-Рико, из Доминики, некоторые из Гаити, некоторые из Джамайки. В общем, с островов Карибского моря. Мы их зовём хиспаникс.

— А, вот оно что… Почему их здесь так много — даже не видно настоящих, урождённых американцев?

— Они здесь любят поселяться, потому что недалеко отсюда, ин аптаун (наверху города) начинается «испанский Гарлем», так мы его зовём.

— Испанский Гарлем? А что это за купоны, которыми расплачиваются в супермаркете?

— Купоны? А, так это, наверное, фуд-стэмпы, которые выдают бедным.

— Бедным?

— Ну да, их дают бедным, в дополнение к пособию по бедности, чтобы они могли покупать больше продуктов и не голодать. Потому что они не получают жалованья.

— Кто это бедные — эти толстые бабы? Почему они не работают?

— А я знаю… они считаются бедными, потому что у них много детей: по десять ребятишек, а то и больше. Они получают пособие и фуд-стэмпы. И дешёвые городские квартиры тоже.