«Вдоль обрыва, по-над пропастью...». - Игорь Кохановский
Роман мой с Татьяной затянулся. У меня никогда так долго не было. Но... хоть это и прекрасно, однако толку нет и не будет. А она с мужем разошлась, живет в одной комнате с ним и не общается. А я только сочувствую, и всё.
Я придумал кое-что написать всерьез, но пока не брался, все откладываю — вот, мол, на новой квартире возьмусь. А ведь знаю, что не возьмусь, что дальше песен не двинусь, да и песни-то, наверное, скоро брошу, хотя неохота.
Да! Васёчек!!!! Строим мы кооператив теще. Она переедет к лету, а мы на «Беговую». В отдельную комфортабельную квартиру с разделенными удобствами. Тут мне недавно какая-то девица из Харькова написала, что она меня выбрала, но «Неужели и вы строите кооперативную квартиру?» — говорит. Я иногда, Васёчек, очень жалею, что бросил пить. По-моему, я тогда лучше жил и делал как мне хочется и не оглядывался, а сейчас я стал общественным элементом и кумиром молодежи, а это, наверное, работает как тормоз, что ли, или как сдерживающий центр. Ладно! Вот что! Ты давай там завязывай со своими делами и приезжай. Вдвоем разберемся. Я всю эту слезливую тираду написал, чтобы тебя разжалобить и чтоб ты приезжал. А то ты там золото решил мыть. Ты что, обалдел? Ты его мыть, а его — в Канаду или на медали спортивные. И не думай. Вот приедешь — займемся твоим трудоустройством, и я развяжу ненадолго с тобой. Вот. Я действительно, Гарик, очень по тебе скучаю и часто думаю: был бы Васёчек рядом — все было бы хорошо.
Теперь про твои дела. Я очень давно не видел обоих наших модных поэтов. И еще — у меня такое ощущение, что они не будут этим заниматься. У них своих дел — воз. Женя, правда, сказал, давай, давай, приезжай — и уехал в Чили.
Где он сейчас — не знаю. Но... Васёчек, когда ты приедешь, нужно будет все делать на месте и с тобой. Если от них что-нибудь зависит — мы их возьмем за зебры, а может, и не их. Ты говорил про отдел поэзии в каком-нибудь журнале. Буду узнавать. И мне кажется, Гарик, что вообще для тебя постоянная работа всегда найдется. Тем более что она тебе не главное. Тебе надо писать. И время на это. Верно? Так что ты приезжай, и всё. Матушка твоя тоже стосковалась, а уж шалава, наверное... Ну, хрен с ней, Васёчек! Ты там смотри не женись! Да еще на чукче. А то дети пойдут косоглазые, а их с китайцами могут перепутать. А потом будешь ты всю жизнь заниматься переводами с чукотского, потому уж если ты выберешь чукчу, то обязательно поэтессу.
Новостей в Москве нет. Вы там знаете больше нашего. Вон какое ты мне поздравление прислал. Эвон как лихо Есенина переиначил, на свой, магаданский манер. Правда, в Москве бурными темпами идет градостроительство гостиниц, для улучшения жизни иностранцев и командировочных.
Очень я буйно отметил Новый год, посидел в незнакомой компании до 2-х. Потом попел до 3-х, а потом уехал к Татьяне, а Люсечку проводил домой и сказал, что поеду к Любимову. Обманул то есть. Страшно, аж жуть!
Акимов сделал на «Мосфильме» диплом — новеллу на три части. Говорят, хорошо, но идеологически не выдержано. Акимов, значит, туда же. Но, говорят, оставили на «Мосфильме».
Больше писать не буду. А то совсем с ума балдел. Ты это письмо прочти и сожги, а то здесь много компрометирующих меня слов и соображений. И есть также матерные слова. За них боюсь особенно.
А вот отрывок из новой песни:
Сказка о Лукоморье
...А русалка, вот дела, честь недолго берегла
И однажды как смогла — родила,
Тридцать три же мужика не желают знать сынка,
Пусть считается пока — сын полка.
Ты уймись, уймись, тоска
У меня в груди,
Это только присказка,
Сказка впереди!
Приедешь — спою всю.
А рифма какая — чуешь? Или еще:
Дал оружье Любе я
В целях дружелюбия.
Это просто так...
Лечь бы на дно, Васёчек, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать.
Целую тебя, обнимаю, жду. Привет кому хочешь.
Васёчек.
В это же письмо была вложена его фотка, где он у микрофона с гитарой во время какого-то концерта.
А через несколько месяцев, в марте, Володя, во время очередного загула прилетел ко мне в Магадан.
...В этот вечер я дежурил «по газете». Вычитав все полосы, я договорился с печатниками, что они позвонят мне, когда надо будет подписывать газету в печать. Жил я тогда в доме буквально в паре минут ходьбы от типографии.
Только сел попить чайку — звонок:
— Васёчек, это я!
Услышав голос Володи, я ничего не мог понять, так как сначала подумал, что звонят из типографии.
— Ты?! Ты где?
— Я здесь, в редакции. Звоню от дежурного милиционера. Он мне дал твой телефон...
— Стой там. Я через пару минут буду!
Я все еще не мог поверить, что это Володя. Здесь, в Магадане...
Едва мы обнялись, он тут же мне выпалил, что приятель его приятеля оказался летчиком, летающим в Магадан, и... вот он здесь.
По его виду и запаху я сразу все понял.
— Володь, ты развязал?!
— Слегка.
