Сергей Есенин - Эта жизнь мне только снится

Через две-три минуты Есенин на эстраде.

Обычный литературный вечер. Человек сто посетителей: поэты и тайнопишущие. В ту эпоху, в кафейный период литературы, каждый день неукоснительно поэты и тайнопишущие посещали «Домино» или «Стойло Пегаса». Они-то и составляли неизменный контингент слушателей стихов. Другая публика приходила в кафе позже: ради скандалов.

На этом вечере была своя поэтическая аудитория. Слушатели сидели скромно. Большинство из них жило впроголодь: расположились на стульях, расставленных рядами и за пустыми столиками.

Есенин нервно ходил по подмосткам эстрады. Жаловался, горячился, распекал, ругался: он первый, он самый лучший поэт в России, кто-то ему мешает, кто-то его не признает. Затем громко читал «Сорокоуст». Так громко, что проходящие по Тверской могли слышать его поэму.

По-видимому, он ожидал протестов со стороны слушателей, недовольных возгласов, воплей негодования. Ничего подобного не случилось: присутствующие спокойно выслушали его бурную речь и не менее бурную поэму.

Во время выступления Есенина я все время находился во втором зале кафе. После выступления он пришел туда же. Он чувствовал себя неловко: ожидал борьбы и вдруг… никто не протестует.

– Рожаете, Сергей Александрович? – улыбаясь, спрашивает Валерий Брюсов.

Улыбка у Брюсова напряженная: старается с официального тона перейти на искренний и ласковый тон.

– Да, – отвечает Есенин невнятно.

– Рожайте, рожайте! – ласково продолжает Брюсов. В этой ласковости Брюсова чувствовалось одобрение и поощрение мэтра по отношению к молодому поэту.

В этой ласковости Брюсова была какая-то неестественность. Брюсов для Есенина был всегда посторонним. Они были чужды друг другу, между ними никогда не было близости. «Сорокоуст» был первым произведением, которое Брюсов хорошо встретил.

Об отношении Есенина к Брюсову можно судить по одной есенинской частушке:

Скачет Брюсов по ТверскойНе мышой, а крысиной,Дядя, дядя! я большой,Скоро буду с лысиной.

9

На улицах Москвы желтые, из оберточной бумаги, афиши:

БОЛЬШОЙ ЗАЛ КОНСЕРВАТОРИИ

(Б. Никитская) в четверг, 4-го ноября с. г.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ «СУД НАД ИМАЖИНИСТАМИ».

Литературный обвинитель

Подсудимые имажинисты

Гражданский истец

Валерий Брюсов.

И. Грузинов, С. Есенин, A. Кусиков, А. Мариенгоф, B. Шершеневич, И.А. Аксенов

Свидетели со стороны обвинения Адалис, С. Буданцев, Т. Левит. Свидетели со стороны защиты И. Эрдман, Ф. Жиц.

12 судей из публики.

Начало в 7 1/2 час. вечера.

Билеты продаются – Зал Консерватории, ежедневно от 11 до 5 час. Театральная касса РТО (Петровка, 5), а в день лекции при входе в зал.

Суд над имажинистами – это один из самых веселых литературных вечеров.

Валерий Брюсов обвинял имажинистов как лиц, составивших тайное сообщество с целью ниспровержения существующего литературного строя в России.

Группа молодых поэтов, именующих себя имажинистами, по мнению Брюсова, произвела на существующий литературный строй покушение с негодными средствами, взяв за основу логического творчества образ, по преимуществу метафору. Метафора же является частью целого: это только одна фигура или тропа из нескольких десятков фигур словесного искусства, давно известных литературам цивилизованного человечества.

Главный пункт юмористического обвинения был сформулирован Брюсовым так: имажинисты своей теорией ввели в заблуждение многих начинающих поэтов и соблазнили некоторых маститых литераторов.

Один из свидетелей со стороны обвинения доказывал, что В. Шершеневич подражает В. Маяковскому и чтобы убедить в этом слушателей, цитировал параллельно Маяковского и Шершеневича.

Есенин в последнем слове подсудимого нападал на существующие литературные группировки – символистов, футуристов и в особенности на центрифугу, к которой причисляли в то время С. Боброва, Б. Пастернака и Аксенова. Последний был на литературном суде в качестве гражданского истца и выглядел в своей роли старшим милиционером.

Есенин, с широким жестом обращаясь в сторону Аксенова:

– Кто судит нас? кто? Что сделал в литературе гражданский истец, этот тип, утонувший в бороде?

Выходка Есенина понравилась публике. Публика смеялась и аплодировала.

10

Через несколько дней после «суда над имажинистами» ими был устроен в Политехническом музее «суд над русской литературой».

Представителем от подсудимой русской литературы являлся Валерий Брюсов.

Есенин играл роль литературного обвинителя. Он приготовил обвинительную речь и читал ее по бумажке звонким высоким тенором.

По прочтении речи стал критиковать ближайших литературных врагов-футуристов.

На этот раз он, сверх ожидания, говорил удачно и быстро овладел аудиторией.

– Маяковский безграмотен! – начал Есенин. При этом, как почти всегда, звук «г» он произносил по-рязански. «Яговал», как говорят о таком произношении московские мужики.

И от этого «ягования» подчеркивание безграмотности Маяковского приобретало невероятную четкость и выразительность. Оно вламывалось в уши слушателей, это резкое згр.

Затем он обратился к словотворчеству Велемира Хлебникова.

Доказывал, что словотворчество Хлебникова не имеет ничего общего с историей развития русского языка, что словотворчество Хлебникова произвольно и хаотично, что оно не только не намечает нового пути для русской поэзии, а наоборот, уничтожает возможность движения вперед. Впрочем, смягчающим вину обстоятельством был признан для Хлебникова тот факт, что он перешел в группу имажинистов: Хлебников в Харькове всенародно был помазан миром имажинизма.

11

Вечер. Идем по Тверской. Советская площадь. Есенин критикует Маяковского, высказывает о Маяковском крайне отрицательное мнение.

Я:

– Неужели ты не заметил ни одной хорошей строчки у Маяковского? Ведь даже у Тредьяковского находят прекрасные строки!

Есенин:

– Мне нравятся строки о глазах газет. «Ах, закройте, закройте глаза газет!»

И он вспоминает отрывки из двух стихотворений Маяковского о войне: «Мама и убитый немцами вечер» и «Война объявлена».

Читает несколько строк с особой, свойственной ему нежностью и грустью.

Неоднократно Есенин утверждал, что Маяковский весь вышел из Уитмана.

Мне приходилось слышать от Есенина следующую частушку о Маяковском:

О, сыпь! ой, жарь!Маяковский бездарь.Рожа краской питана,Обокрал Уитмана.

Отрицательное отношение к Маяковскому осталось у Есенина на всю жизнь.

В сборнике «Страна советская», изданном в 1925 году, он пишет о рекламных стихах Маяковского: