В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии - Амир Хан
– Врач в больнице сказал, что вы можете дать мне таблетку для прекращения выработки грудного молока, – сказала Зара перед уходом. – Оно вырабатывалось последние сутки, и я очень хочу, чтобы это прекратилось.
Это очень жестоко: даже после смерти ребенка у матери вырабатывается молоко. Материнские гормоны продолжают циркулировать, и тело ведет себя так, словно ничего не произошло. Но что-то произошло.
– Конечно, – ответил я, радуясь возможности хоть чем-то помочь ей.
Когда они ушли, я сел и уставился в экран компьютера. Я не знал, был ли я хоть чем-то им полезен. Они вернутся в дом, где полно игрушек и детских вещей, но уже нет ребенка. Худшее мне было сложно себе представить.
Невозможно найти слова, способные утешить мать, потерявшую своего ребенка. Женщина, потерявшая мужа, – вдова. Дети, потерявшие родителей, – сироты. Но как называются родители, потерявшие детей?
Возможно, никто просто не смог подобрать слово, которое могло бы описать такое горе. Быть может, люди просто не хотели придумывать слово для описания столь трагичной ситуации, чтобы не омрачать свой язык?
Я думал о том, как бы все сложилось, если бы я сегодня не работал и Заре с Ишаком пришлось бы прийти к другому врачу, который ничего о них не знал. Хотя я не был членом их семьи, они мне доверяли, и это доверие было завоевано в ходе множества консультаций на протяжении долгого времени.
Я знал, что горе в той или иной форме останется с ними на всю жизнь. Я буду вспоминать о произошедшем при каждой встрече с ними. Наши отношения изменились с того дня. Мы понимали друг друга; я был посторонним человеком, разделившим с ними самые интимные и мрачные моменты их жизни.
Прошло несколько лет. Мы до сих пор видимся с Зарой и Ишаком, но не так часто. Они пытаются снова зачать ребенка, но пока безуспешно. С каждым годом шансов становится все меньше.
В конце каждой консультации Зара говорит: «Молитесь за нас, доктор Хан. Молитесь, чтобы я снова забеременела».
Глава 7
Наш с пациентом разговор зашел в тупик. Мы просто таращились друг на друга. Я не мог дать ему то, что он хотел, а он отказывался уходить, пока я ему не уступлю. Мы были похожи на двух баранов.
– Мистер Джеймс, ваши легкие абсолютно чистые. Температура тела в норме, и горло всего лишь немного воспалено. Скорее всего, у вас вирусная инфекция, которая пройдет сама по себе. Вам не помогут антибиотики, – повторил я в третий раз.
– Я уверен, что у меня инфекция дыхательных путей, – сказал он как ни в чем не бывало. – Я кашляю уже две недели.
– При вирусной инфекции кашель может сохраняться до трех недель, – ответил я.
Я не собирался сдаваться. Весь мир и так боролся с нарастающей устойчивостью к антибиотикам, и, к сожалению, врачей общей практики считали виновными в ней. Никто не задумывался об огромном количестве антибиотиков в продуктах животного происхождения или о том, что во многих странах антибиотики можно купить без рецепта. Разумеется, козлами отпущения стали врачи общей практики, которые раздают рецепты на антибиотики направо и налево.
– Что, если у меня разовьется пневмония? Вы тогда пожалеете, – предостерегающе произнес мистер Джеймс.
– Я тогда скорее удивлюсь, чем пожалею, мистер Джеймс, – парировал я, отворачиваясь к компьютеру. Это был мой специальный прием – дать пациенту понять, что консультация окончена.
– Я хочу обратиться к другому врачу, – сказал он. – Мне нужно второе мнение.
Любой пациент Национальной службы здравоохранения имеет право обратиться за вторым мнением. Во многих ситуациях это действительно имеет смысл, но в данном случае было бы полным абсурдом. Если мистер Джеймс сегодня обратится ко второму врачу общей практики, это значит, что другой пациент не сможет попасть на прием.
– Вы можете прийти снова, если до следующей недели ваше состояние не улучшится, – ответил я, заполняя карту.
– Я хочу получить второе мнение сегодня же, – сказал он.
– Мистер Джеймс, мне жаль, но я не знаю ни одного врача в этом здании, который назначит вам антибиотики при вирусной инфекции. Антибиотики просто не сработают. Кроме того, на сегодня не осталось окон в записи.
– Что ж, я не уйду, пока меня не примет другой врач, – упрямо заявил мистер Джеймс, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.
Минуту я обдумывал ситуацию. Затем сохранил свои записи, выключил компьютер и собрал вещи.
– Тогда уйду я.
Оставив его одного в кабинете, я подошел к администратору и спросил, какие кабинеты свободны.
– Можете пойти в девятый, – сказала Никола.
– Спасибо, Никола. И еще кое-что: в четвертом кабинете пациент, который отказывается уходить. Можешь предупредить Джерарда?
– Будет сделано, – ответила Никола.
Тот факт, что она даже не стала меня расспрашивать, свидетельствует о том, как часто случаются подобные ситуации. Джерард был нашим охранником, и обычно он помогал нам в таких случаях. Я расположился в девятом кабинете, смирившись с тем, что мистер Джеймс наверняка оставит жалобу.
Нельзя такое терпеть. Такова политика Национальной службы здравоохранения по отношению к агрессивному поведению пациентов.
Практически во всех лечебных учреждениях висят плакаты на эту тему. С листка на вас смотрят сотрудники Национальной службы здравоохранения с синяками под глазами, разбитыми губами и сломанными носами. Под фотографиями написано, что это настоящие травмы, нанесенные пациентами медицинским работникам.
Мне всегда было интересно, действительно ли изображенные на них люди – настоящие сотрудники Национальной службы здравоохранения или это просто модели, на примере которых показано, что произошло с медицинскими работниками. Как бы то ни было, это ужасно.
У каждого медицинского работника есть история о вербальном или физическом насилии со стороны пациента. Это неотъемлемая часть работы в медицине.
Так быть не должно, но пока дела обстоят таким образом. Агрессивному поведению всегда находят объяснение: возможно, пациент рассердился или он плохо себя чувствовал и не сдержался. Нас просят проявить понимание. «Нельзя такое терпеть» – неподходящий лозунг для Национальной службы здравоохранения. Думаю, лозунг «Давайте дадим пациенту еще один шанс, потому что виноват был сотрудник» был бы точнее.
Я помню, как ко мне впервые проявили вербальную агрессию на работе. Это произошло вскоре после выпуска из медицинской школы. Тогда я набирался опыта в небольшой клинике в процветающей деревне.
Деревня была чудесной, и я работал в одной
