Владимир Голяховский - Путь хирурга. Полвека в СССР

За рассказ этого анекдота люди рисковали жизнью, поэтому передавали его друг другу только самые-самые близкие. Мне рассказала его Роза, она была остроумная и любила разные «задне-передние шутки». У нас с ней опять налаживались отношения.

Вечер солидарности с демократической молодежью Испании

Мы заканчивали второй курс, со следующего года нам предстояли занятия настоящей медициной — в больницах, у постелей больных, в операционных. Прощайте, скучные лекции по марксизму-ленинизму (правда, будут другие — по политической экономии, но меньше и реже), прощай, анатомический зал, прощайте, биохимические лаборатории, — наконец-то мы начнем ощущать себя на настоящем пути к врачебному искусству. Это нас волновало и вдохновляло. Конечно, теоретическая подготовка к практической медицине необходима. Но я думаю, что ее следует проходить не в медицинском институте, а еще до него — на промежуточном этапе между школой и институтом, вроде колледжа. Там лучше выявится — кому из юнцов идти в доктора, а кому уходить в другую специальность. Такая форма подготовки будущих врачей проводится во многих странах, где есть колледжи.

Наступила весна, кровь забурлила. И, как всегда, надо было идти на первомайскую демонстрацию на Красную площадь — это была строгая повинность для преподавателей и студентов. Партийные и комсомольские комитеты заранее назначали так называемых правофланговых — тех, кто в шеренге будут ближе к Мавзолею. Там на трибуне стоят сам Сталин и все руководители страны. Назначение в правофланговые рассматривалось как доверие и честь, оно доставалось лишь проверенным людям. Наша колонна всегда проходила вдали от Мавзолея, и большой разницы во флангах не было. Но в том-то и дело, что даже на несколько шагов ближе к Сталину должны проходить проверенные — партийные и комсомольские активисты. Мне правый фланг никогда не доставался, но издалека, со своего левого, один раз я видел Сталина — стоял невысокий человек в форме генералиссимуса и изредка махал колоннам правой рукой (левая у него не действовала).

Мы были молоды, все равно веселились и решили организовать творческий вечер: петь, танцевать, читать стихи и эпиграммы, пародировать друг друга — что-то вроде курсового капустника. На это надо было получить разрешения комсомольского и партийного комитетов, а они будут просить разрешение в райкоме партии (все всегда упиралось в райком). В ядро организации вечера вошли я и Вахтанг Немсадзе, грузин из Тбилиси — общительный и веселый парень, какие вызывают симпатию с первого взгляда. Он был старше меня почти на четыре года, но опоздал в институт, потому что болел чем-то вроде костного туберкулеза и долго лечился в санатории. Он не стал ни хромым, ни кривым — был подвижный, красивый, стройный, с обворожительной улыбкой. Девушки в него влюблялись. У меня с ним ещё раньше завязались дружеские отношения, он бывал у нас дома, и моя мама подкармливала его. Дело в том, что Вахтанг был очень бедным, его родители разошлись, мать получала какую-то мизерную зарплату и растила младшую дочь. Вахтанг жил на стипендию, на подработку и еще платил за съем угла где-то далеко в Сокольниках — общежитие ему сначала не досталось.

Мы с Вахтангом поехали в райком партии — для пробивания разрешения на организацию вечера. Там своим человеком был наш студент Борис Еленин, который на собрании «потопил» профессора Геселевича. Но он прошел мимо, сделал вид, что нас не заметил. А может, действительно не заметил — для него мы были слишком маленькие сошки. Сначала нас заставили долго ждать в коридоре, потом в приемной, потом позвали в кабинет инструктора райкома. Он сидел хмурый — так полагалось партийному начальнику. К тому же инициатива снизу не приветствовалась и просто не разрешалась.

— Для чего вы хотите сделать этот вечер — какая цель?

— Просто нам хочется собраться всем курсом и повеселиться.

— Если вам так хочется, соберите курсовое комсомольское собрание с какой-нибудь интересной повесткой дня — например, обсуждение книги «Как закалялась сталь» или романа Фадеева «Молодая гвардия».

— Мы это уже обсуждали. Теперь нам хочется просто повеселиться.

— А какая у вас программа?

— Веселиться — петь, танцевать, читать стихи.

— Какие стихи?

— Кто какие любит и умеет хорошо декламировать.

— Что значит — кто какие любит? Это безответственно. Программа такого вечера должна быть детально разработана и представлена на утверждение.

Мы не расстраивались и не унимались — привыкли к сухому бюрократизму и понимали, что придется приходить опять и опять, с какой-то программой. Пришли снова.

— Нет, стихи Есенина и Пастернака читать не разрешается, они идейно не выдержаны (Есенин и Пастернак были тогда запрещены к печати — говорили, что они не нравились Сталину). Читайте Маяковского (Маяковский Сталину нравился).

— Маяковского мы выучили наизусть еще в школе.

— Ну, если не хотите, то вообще не читайте стихи. Придумайте что-нибудь другое, идейно выдержанное. Или мы не сможем разрешить ваш этот «веселый вечер».

Думали мы, думали, и кому-то пришла в голову идея:

— Давайте пригласим на вечер молодых испанцев и назовем его «Вечер солидарности с демократической молодежью Испании» — это и интересно, и идейно выдержанно.

Нескольких молодых испанцев мы знали — они учились в нашем институте. Это были обрусевшие испанцы. Когда в 1936 году в Испании началась гражданская война между коммунистами и фашистами генерала Франко, Сталин послал туда добровольцев, но коммунисты проиграли. На них велись гонения — сажали в тюрьмы и расстреливали. Чтобы спасти своих детей, многие коммунисты отправили их в Советский Союз. Так в Москве оказались тысячи юных испанцев в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Я был школьником младших классов, но помню, как в кинохронике показывали прибытие кораблей, заполненных теми детьми. Их растили и воспитывали в школах-интернатах. Уже более двенадцати лет те испанские дети жили в Москве, выросли, поступили на работу или в институты, но вернуться на родину не могли — там до 1970-х годов все еще продолжался фашистский режим. И связи с родителями все эти годы у них не было. Вот этих-то испанцев мы и решили пригласить на наш вечер, чтобы повеселиться вместе и чтобы было «идейно выдержанно».

Нам утвердили программу: сначала мы должны спеть «Гимн демократической молодежи», популярный тогда, потом будет доклад с приветствием наших гостей, потом они расскажут о своей жизни, мы исполним для них русские песни и танцы, а они исполнят нам свои испанские. Ну а после этого нам «милостиво разрешили» потанцевать вместе. Да, еще одно — наша аудитория должна быть для этого специально празднично оформлена. Оформление поручили нам с Вахтангом — я был художником курсовой стенгазеты, и он тоже неплохо рисовал.