Михаил Задорнов - Язычник эры Водолея
В 22 года я лечился от последствий пьянства. И потом семь лет не пил ни одной рюмки даже на Новый год. Позже, правда, развязал, и даже бывали скромные запои, на один-два дня, с похмельем. Из второй серии пьянства, которая могла меня доконать, выходил уже самостоятельно.
Я не боюсь сегодня об этом рассказывать. Не надо стесняться своего прошлого. Если его стесняешься, начинаешь комплексовать. Смотришь трезво на себя со стороны, и становится грустно. Это неправильно — с прошлым надо расставаться, смеясь. Тогда оно уже не вернется. И, расставаясь, обязательно выпить за расставание.
Это уже не страшно, потому что я абсолютно потерял интерес к алкоголю.
На похмелье всегда хотелось шутить! Помню, Вовка, опять-таки утром, налил себе стакан кефира, который, как говорили в народе, на втором месте после рассола, «кто оттягиват». Он сидел на стуле, предвкушая скорое счастье, и глядел на стакан, как на живую воду. Глядел мечтательно, с упоением и надеждой. В это время на матрасе проснулся Леня, увидел, как Вовка застыл на мгновение в этой мечтательной позе — а на руке у Вовки, в которой он держал стакан с кефиром, были часы — и тут же сообразив, спросил:
— Вовка, сколько сейчас времени?
Качан посмотрел на часы, не угадав своей еще мутной, невыспатой головой, в чем подкол. Поскольку руку он повернул, кефир вылился ему на брюки! Шутка получилась незамысловатая, зато все веселились, как дети! Кроме, конечно, Качана.
Позже, в своих многочисленных путешествиях, в том числе по южным странам, мне приходилось пробовать анашу. Ну как было, к примеру, не попробовать ее на четырех тысячах метрах в горах Тибета? В том краю анаша вообще не считается у местных жителей наркотиком. До появления европейцев они не знали, что курить ее безнравственно. И потом, все-таки я считаюсь писателем, а писатель должен все проверять на себе. Он же не хирург. Вывод, который я сделал после нескольких затяжек анашой, «добив пяточку», оказался весьма удивительным даже для меня: радость от бутылки «Жигулевского» пива, выпитой утром солнечным на скамеечке в каком-нибудь московском скверике, сильнее, чем «добить пяточку» в высокогорье Тибета. Может, поэтому советские служащие в особом расположении духа и тянулись по утрам перед работой во всевозможные закусочные и рюмочные.
Именно в одном из пивбаров одним похмельным утром Леня высказал фразу, которая по абсурдности и парадоксальности стала этаким маячком моей будущей творческой жизни: «Это только наш человек может прибежать утром в бар и сказать: „Дайте мне скорее сто грамм чего-нибудь покрепче, мне немедленно надо протрезветь!"»
Белый список неторгашейФрагменты автобиографии, www.zadornov.net
Леня Филатов никогда не попадал под гипноз раскрученных авторитетов, будь то политики или олигархи.
После того как Филатова приняли в самый диссидентский, а потому и самый популярный и передовой Театр на Таганке, мы стали видеться с ним не более двух-трех раз в год. Леня, как и следовало учителю, гуру, первым из нас добился успеха. И какого! Он играл на одной сцене с самим Высоцким. И все равно, когда мы встречались, и у него, и у меня теплели глаза в память о нашем творческом детстве.
Леня играл в нашумевших спектаклях и фильмах, сочинял пародии на известных поэтов… Его начинали узнавать на улицах, все чаще приглашали на концерты. Филатов считался «изюминкой» любого концерта. А потом он написал «Сказку о стрельце»! Написал быстро, легко, озорно… Как будто только на миг присел в свою позу поэтического вдохновения за стол и вот — случилось! Такое ощущение, что он и сам не понял, что сварганил — на ходу, между репетициями, съемками и концертами. Я помню, как Вовка — ему первому Леня прочитал сказку у себя на кухне — позвонил мне и сказал:
— Леня сочинил шедевр!
Его голос дрожал от восторга. Не в силах сдержать свои чувства, он прочитал мне прямо по телефону фрагменты сказки.
В последние годы советской власти наше отечество только дважды всенародно влюблялось в поэтов. В Высоцкого за его песни и в Филатова за его сказку. Конечно, популярность была у многих и поэтов, и попсовиков, но послойная — у каждого свой слой фанов. Высоцкого и Филатова любили поголовно. Потому что попса и эстрада конструировали свои песни во имя успеха, а Высоцкий и Филатов просто сочиняли от души. Им так пелось. Их прорывало. Свою сказку Леня написал по-скоморошески озорно, извините за каламбур, задорно, вернее, в задорном порыве, по которому, сам того не осознавая, хромосомно соскучился наш сбитый с толку западным шоу-бизнесом и пиаром народ, ценивший исторически больше шутов, чем проповедников и нытиков.
Я же всегда ценил Леню, и он оставался для меня, простите за пионерское слово, примером, потому что, несмотря на уже даже не популярность, а славу, он продолжал жить в простой, советской, по сегодняшним меркам даже базарных торгашей, «отстойной» квартире, не умел по-прежнему водить машину, никогда не строил из себя крутого, как теперь говорят, не парился… Зачем? Париться — удел комплексующих. Гонят слабаки.
А еще Леня никогда не гонялся за деньгами. Иногда ему их хватало, иногда нет. Но чаще хватало не за счет того, что он много зарабатывал, а потому, что ему не надо было деньгами самоутверждаться. Зато такое количество интересных книг, как в «отстойной» квартире Филатова, я видел только в кабинете у моего отца и еще в рижской городской библиотеке. Квартиру от книг распирало. Книги валялись на подоконнике, на телевизоре, на кровати, под кроватью… Но самое главное, в чем мне всегда хотелось, простите опять за пионерское — въелось в детстве — слово «равняться»: как мой отец, он никогда не попадал под гипноз раскрученных авторитетов, будь то политики или олигархи. Конечно, он был знаком со многими известными людьми в верхах, но никогда у него не возникало мысли стать бизнесменом или пойти в политику. Леня оставался верным своему таланту!
Наверное, у него я и научился не изменять в жизни самому любимому человеку — себе! Недавно я даже попытался составить этакий «белый список» тех знаковых для меня фамилий, которые, как и Филатов, не бросили бы своего любимого дела ни за какие вагоны с нефтью или баллоны со сжиженным газом. К примеру, никогда Евтушенко не согласился бы баллотироваться на пост мэра Москвы, а Жванецкий не пошел бы в депутаты. Радзинский не будет терять времени далее на обсуждение проблемы, как ему возглавить банк. Невозможно представить себе Окуджаву, сдающего свою дачу в аренду под автосалон. Высоцкого, сочиняющего поздравления в стихах для владельца рынка на Рижском вокзале. Этот «белый список» российских неторгашей оказался у меня не меньше, чем опубликованный в «Форбсе» недавно список наших миллионеров, который был похож на перечень на братской могиле!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});