Принцесса Диана - Принцесса Диана. Жизнь, рассказанная ею самой

Тем неприятней для Чарльза был мой успех у людей. С самого первого визита в Уэльс, когда я чувствовала себя дурно из-за беременности, а муж вместо того, чтобы тепло поддержать меня в первой поездке, строго произнес:

– Ты возьмешь себя в руки и выйдешь из машины! Все будет в порядке.

Мне было двадцать, предстояло появиться на глазах огромной толпы там, где самого Чарльза хорошо знали и всегда приветствовали – в Уэльсе, меня тошнило, одежда была крайне неудобной, я страшно боялась, а муж… он просто скомандовал. Я подчинилась.

Если бы не приветствия собравшихся жителей, я больше никогда не смогла бы выйти на люди. Мне помог не муж, мне помогли уэльсцы, они кричали, махали флажками, протягивали руки, только чтобы я подошла и поздоровалась, улыбались, бросали цветы… Они заставили меня забыть о страхе и тошноте, они вернули меня к жизни. Они, а не Чарльз. Муж морщился:

– Это все из-за свадьбы, которая была организована просто роскошно.

Эту фразу Чарльз повторял еще несколько раз, когда нас так же приветствовали через два года в Австралии, куда я отправилась с Уильямом на руках. Принцесса с малюткой вызвала такую бурю восторга, что о принце почти забыли. Чарльз был взбешен, но вида старательно не подавал, даже пытался шутить, что в поездке сопровождает супругу. Это был мой маленький реванш!

Я не понимала одного: за реваншем последует новый провал. Стоило вернуться в Лондон и в Хайгроув, как я снова стала истеричкой Дианой, а главное место заняла Камилла.

И так бывало всегда и везде. На всех приемах, во время всех поездок меня приветствовали куда больше, чем Чарльза (возможно, будь он королем, было бы иначе, а он только принц, и, думаю, вечный), это вызывало его завистливое раздражение, которое выливалось на меня иногда просто неприличным потоком.

С каждым годом, с каждой поездкой раздражение становилось все сильнее, а его нападки на меня все более жестокими. Чарльз, вежливый и сдержанный, мог вдруг скомандовать, чтобы я держалась на два шага позади него! Окружающие спешно делали вид, что забыли английский язык… Или потребовать, чтобы я вошла в лифт вместе с ним, хотя в той толпе, в которой мы оказались, это было почти невозможно.

Кому могло прийти в голову, что славящийся своей сдержанностью принц может вести себя столь же резко, как и его отец герцог Эдинбургский Филипп? Все знали Чарльза иным, и если уж он так несдержан, значит, это его вывела из себя супруга.

Чарльз милый и мягкий только тогда, когда все идет так, как он хочет. Он очень вежлив и приятен в общении с друзьями, он никогда и ни на кого не повышает голос… кроме меня! На меня можно кричать прилюдно, не стесняясь. Не для того ли, чтобы все решили, что я ничтожество, а потому нечего на меня обращать слишком много внимания, приветствовать, улыбаться, очаровываться, в конце концов?

В Ванкувере на Экспо-86 мне стало дурно и я потеряла сознание. Последними были слова:

– Дорогой, мне кажется, я исчезаю…

Первое, что я услышала от мужа, придя в сознание… требование не устраивать больше таких сцен публично!

Заботливый? Как бы не так! Сдержанный? О… вы не знаете Чарльза, способного запустить чем-нибудь!

Я мешала мужу во всем – в постели, в поездках, в самой жизни! Если бы не было меня, он мог бы сколько угодно жить с Камиллой, без меня везде приветствовали бы Чарльза, не будь меня, Чарльз вообще жил бы согласно собственным интересам и распорядку, в котором досадными вкраплениями остались обязанности наследника престола.

Вообще, если возможно, Чарльз отказался бы и от них, он совершенно домашний и непубличный человек, подозреваю, что, будь его воля, дальше выступлений в команде по поло он не двинулся бы. Книги, огород, поместье, охота, классическая музыка, философия… Из Чарльза вышел бы прекрасный Джонни Спенсер с его жизнью в Элторпе, а не наследник престола.

Хайгроув – прекрасное место, но я его ненавижу, потому что этот дом был свидетелем моих постоянных унижений. Это красивый и уютный дом (если, конечно, не загаживать диваны собачьей шерстью и не раскидывать куда попало свое белье), там великолепный сад, созданный во многом руками Чарльза, его заботами окультурены окрестности, там выращивают экологически чистые овощи, в Хайгроуве все замечательно, кроме одного. Для меня он с первого дня был кошмаром из-за присутствия Камиллы. Их поместье совсем рядом, в любую минуту можно увидеть ее машину, подъезжающую к дому, услышать ее хриплый голос.

У меня создалось впечатление, что у Камиллы вовсе не было собственной семьи, она постоянно в нашей. То они вместе охотились, то она просто навещала принца, то приезжала что-то узнать о его планах или о новых сортах моркови, то привозила показать собаку, словно беспокоясь, все ли с той в порядке… И все это так, словно меня самой вообще в Хайгроуве нет.

Зачем приезжать к соседям с предложением прополоть какую-нибудь грядку, если знаешь, что хозяйка тебя просто не любит? Зачем без конца напрашиваться на совместную охоту, понимая, что отрываешь хозяина от жены и детей? Но Камилла приезжала, Камилла приглашала, и Чарльз бросал нас с мальчиками и отправлялся с любовницей.

Что мне оставалось, кроме как беситься от злости, увидев рано поутру в субботу Чарльза в полном охотничьем облачении? Я хорошо знала, где и чем заканчивается эта «охота». Мы с мальчиками ничего не значили для принца, как только на горизонте появлялась ротвейлерша.

Я попыталась уговорить Чарльза продать Хайгроув и взамен купить поместье подальше от Паркер-Боулзов – в Линкольншире продавалось поместье седьмого лорда Браунлоу. О… что я выслушала в ответ! Забудьте рассказы о сдержанности принца. Самым мягким был укор в том, что поместье слишком дорогое, что подразумевало, что я транжира.

Королева намекала, что я тоже могла бы ползать на коленях, пропалывая цветы, или носиться по окрестностям за дичью.

Не могла! Потому что оставлять детей одних на попечении няни просто подло, я хорошо помнила собственное одиночество рядом с отцом. Во-вторых, копаться в земле рядом с ротвейлером означало бы испортить себе не только выходные, но и всю предстоящую неделю. Я предпочитала прогулки с мальчиками и возню с ними. Лучше играть с Уильямом и Гарри, чем развлекать Камиллу, лучше общаться с сыновьями, чем с ротвейлером.

Чарльз так не считал, он любит сыновей, но всегда выбирал не нас с ними, а Камиллу.

Наши отношения ухудшались после рождения Уильяма все следующие годы, я даже удивляюсь, что Гарри вообще родился. Но когда Гарри родился, я испытала и вовсе удар.

Чарльз хотел девочку, а родился мальчик, но главное было не в том.

– О боже! Мальчик, да еще и рыжий!