Ханс фон Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945
– Нет, мсье, все закрыто из-за «couvre feu», все боятся нарушить его. Есть еще, правда, «maison serieuse»[33], но я не знаю, откроют ли там вам.
Мы и понятия не имели, что такое «мезон серьёз», но чувствовали себя готовыми на риск. Посему мы попросили возницу показать нам путь к вожделенной выпивке. Улица становились все у́же, райончик, в котором мы очутились, выглядел все более сомнительным. То там, то тут, казалось, за нами наблюдали из-за щелок между шторами. Положение наше стало совсем неприятным.
– Куда вы нас ведете, мсье?
– Voilà – мы уже пришли.
Он поднялся, подошел к двери и постучал. Появилась пожилая женщина.
– Милости прошу, женераль, – как и извозчик, она на всякий случай изрядно повысила меня в звании. Чего не сделаешь ради собственной безопасности!
Я недвусмысленно дал понять вознице, чтобы он дожидался нас, если ему жизнь дорога.
Не успели мы переступить порог заведения, как тут же поняли, что означает «maison serieuse». Мы попали в бордель – разумеется, во французский бордель. Обстановка была прекрасная, мадам лучилась любезностью, девушки ее производили впечатление.
– Мадам, – начал я, стараясь объяснить ситуацию, – вплоть до передачи города мы являемся уполномоченными представителями немецкой стороны в Бордо. Все, что мы хотели, – немного выпить, но оказались в нелепом положении из-за комендантского часа, который сами же и установили.
– Добро пожаловать. Давайте выпьем по бокалу шампанского за окончание войны. Наша женская доля – скорбеть и плакать.
После четверти часа оживленной беседы, посвященной тому, за что стоит и за что не стоит воевать, мы покинули гостеприимный дом, уходя заверив хозяйку, что непременно порекомендуем ее заведение местному немецкому штабу. Она искренне обрадовалась и вручила нам свою визитку.
Наш возница опять спал, однако, слава богу, был на месте.
Мы неспешным шагом поехали обратно к ратуше, где стоял в ожидании наш вездеход. От денег возница отказался. Когда я все же всучил ему деньги, причем довольно приличные, он изрек:
– А немцы не так уж плохи, совсем не такие, какими мы их считали. Буду ждать вас на этом месте, мон женераль, каждый вечер до комендантского часа. Вдруг да еще пригожусь вам, – сказав это, он, довольный, уехал.
Тем временем Петэн со своим временным правительством покинул город. Церемониальный въезд нашей дивизии запланировали на следующий день с присутствием нашего корпусного командира, генерала Гота.
Я доложил обстановку Роммелю и не утерпел, рассказав ему о «maison serieuse», чем очень позабавил его.
Наша 7-я танковая дивизия была переброшена в район к западу от Бордо. Мы ожидали приказов. Мне удалось получить у Роммеля разрешение со своим разведывательным батальоном продвинуться к Аркашону, замечательному морскому курортному городку на Атлантическом берегу, прикрытому от ветра маленьким полуостровом Кап-Ферре. Здесь, на чудесной летней вилле, среди дюн я оборудовал свою штаб-квартиру. В течение нескольких дней мы наслаждались купанием в море, поедали свежих устриц и пили превосходное сухое белое вино. О таком великолепном завершении Французской кампании можно было только мечтать.
Глава 8
В промежутке между кампаниями. 1940–1941 гг
В любой войне при смене ТВД так или иначе возникают более длительные или короткие паузы – «периоды между кампаниями». Передышки эти имеют важное значение как для отдельных солдат, так и для всего военного сообщества в целом. Все стремятся к мобилизации умственных ресурсов и стараются развеять негативные впечатления, а также впитать – пусть и малые – позитивные. Люди подбадривают друг друга и стараются укрепить один в другом надежду на то, что в один прекрасный день наступит момент, когда навсегда исчезнет близкая угроза смерти.
Наверное, каждый солдат открывает для себя на войне, что постоянную «необходимость убивать» и «необходимость умирать» можно вынести, лишь взяв на вооружение максиму стоиков: научись принимать все хладнокровно. Сделать это можно, выработав своего рода иммунитет против таких вещей, как страх, сочувствие и, возможно, до какой-то степени даже воздействие вопросов этики, морали и совести. Он не может позволить себе спрашивать «зачем?» и «почему?», имея дело с тем, что окружает его, и с тем, частью чего он сам является. Он обязан действовать – действовать с максимальной отдачей. Много времени уходит на выработку навыков по подавлению ужаса, на умение дистанцироваться от своего соседа, чтобы сохранить способность действовать надлежащим образом. Если ему удастся достигнуть этого, его шансы на выживание значительно возрастут.
Такие мысли и эмоции бурлили в нас тогда, после окончания Французской кампании. Мы понимали, что члены наших семей там, дома, очень беспокоились за своих сыновей и мужей. Мы искренне скорбели о судьбе тех, кто погиб, и жалели тяжелораненых. Конечно, мы думали и о потерях, которые понес от наших действий противник. Но, разумеется, более всего доминировала радость по поводу того, что нам удалось уцелеть.
Тем временем ВМФ и Люфтваффе продолжали сражаться – первые налеты союзнической авиации на промышленные центры и сети коммуникаций превратили в ТВД нашу собственную страну.
Роммель получил отпуск на несколько недель и улетел в Вену, где находилось последнее его место службы перед войной, чтобы провести время с женой, Люси, и сыном, Манфредом.
Через близких друзей, служивших в генеральном штабе, я узнал, что Гитлер попытался заключить сепаратный мир с Британией. Британцы для него – помимо скандинавов и, конечно, самих немцев – принадлежали к «германской расе», которую он обожал. Однако он, судя по всему, совершенно неверно оценил Черчилля, который, как мы узнали из британских сводок новостей, пылал решимостью уничтожить Гитлера и национал-социализм.
В июле нашу дивизию перебросили в район к западу от Парижа. Роммель вернулся и сказал нам, что готовится операция «Морской Лев» – вторжение в Британию. 7-й танковой дивизии предстояло быть среди участников операции. Так начались изнурительные недели и месяцы подготовки. Вновь и вновь мы в обстановке, максимально приближенной к боевой, практиковались в погрузке и выгрузке с переданных под десантные суда барж и немногих такого рода кораблей специальной постройки. Однако, несмотря на это, нам скоро стало казаться, что приготовления к «Морскому Льву» ведутся с прохладцей и что она может не состояться, поскольку Люфтваффе проигрывали битву за Британию.
Нас с моим разведывательным батальоном передислоцировали в парижский пригород Ле-Везине, располагавшийся в «петле», которую делала Сена к западу от Парижа. На вилле перед нами жила Жозефина Бейкер[34], нашим соседом был владелец «Лидо», в котором сразу после подписания перемирия пошло новое представление. Наша вилла принадлежала швейцарцу, который намеревался вернуться в Швейцарию по причине того, что в настоящее время он не располагал возможностью вести дела в Париже. В нас он видел своего рода гарантов того, что, вернувшись однажды, застанет дом в целости и сохранности.
