Адам Бревер - Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро
Она поворачивается и уходит, без Паулы, рассчитывая, что по пути в гримерку пересмотрит все ящички в кладовой памяти, переберет все содержимое – одна, без того, чтобы кто-то стоял рядом, называя каждую вещь, и, так или иначе, найдет нужное – ту манеру, тот стиль, который позволит ей втиснуться, проскользнуть в мир Кларка и найти там свое место.
Сцена.
Четыре главных персонажа устроились у бара. Только что получившая развод Розлин входит в казино с Изабель, которая на секунду останавливается, чтобы бросить монетку в игровой автомат. Расположившись за столиком, они заказывают скотч и виски с содовой. Изабель старается подбодрить Розлин: «В этом городе всегда полно интересных незнакомцев». Гэй Лэнгленд, сидящий рядом с Гвидо, впервые попадает в поле зрения, когда поворачивается, чтобы поискать взглядом свою собаку Тома Дули.
Довольно простая, статичная сцена. Несложная для постановки.
Вот только пес не желает сотрудничать. Возможно, из-за окружающего площадку энергетического поля. Или из-за большой толпы снаружи. Или из-за змеящихся по полу электрических кабелей. Так или иначе, кинолог, Синди Джеймс, никак не может с ним совладать. Синди – опытная дрессировщица, и ее, как и остальных членов команды, привлекли к съемкам «Неприкаянных», потому что лучше ее нет. Она училась у знаменитого дрессировщика Фрэнка Инна в «Halsey Canyon», в Санта-Кларита, и прошла путь от ассистентки до мастера. Но Тому Дули нет дела до ее профессиональных достижений! Он прыгает на барные стулья, норовит лизнуть Мэрилин в лицо, пытается вовлечь Гейбла в какую-то свою игру или просто бегает по бару между оборудованием. Присев возле камеры, Синди Джеймс подает псу какие-то сигналы, но они вопиющим образом игнорируются. Том Дули не дает работать. Все, что удается Синди, это немного успокоить своего подопечного и позволить провести репетицию. Она раздражена и, стараясь не слишком уж рассыпа́ться в извинениях, объясняет, что пес придет в себя, что он обучен исполнять свои обязанности в любой обстановке и ему просто надо освоиться в незнакомом месте.
Гейбл скучает, посматривая на Мэрилин, которая, вооружившись пакетиком с вкусностями, поглаживает собаку в попытке воззвать к его врожденной целеустремленности. Встретившись с ней глазами, Гейбл задерживает взгляд. Когда он начинал, картины снимались иначе. Если кто-то не справлялся с эпизодом или не укладывался в отведенное время, его увольняли. Это относилось ко всем, от исполнителя первой роли до собаки. Она отвечает на его взгляд, пытаясь принять то твердое, профессиональное выражение, которое видела на лице у Артура, когда тот не соглашался в чем-то с режиссером. Но уверенность по большей части тает и растворяется в ней самой. Она беспокоится, что могла забыть текст…
Но вот камеры начинают работать, Мэрилин входит в роль и реплики летят сами, словно их и не пришлось заучивать. Найти подход к Кларку Гейблу не получается, и как это сделать – она пока не представляет, а вот Розлин Тейбер и Гэй Лэнгленд взаимодействуют на совсем другом духовном уровне, словно впервые встретившиеся и приноравливающиеся друг к другу танцоры. Они перебрасываются репликами, дополняя их: она – кокетливыми жестами, он – взглядами в упор. Ей нравится, когда снимают дубли. Это и не игра даже. Она смотрит на Гэя, чуточку опустив плечи, с едва заметной улыбкой, и при этом продолжает угощать вертящегося рядом Тома Дули. Потягивает собачку за шерстку. Поглаживает по спинке. Смотрит на Гэя, обращаясь к нему, а потом, заканчивая фразу, игриво роняет взгляд. Она оживляется, когда Гэй оправдывает жизнь на ранчо тем, что там все есть и на ранчо «ты просто живешь». Лицо ее светлеет при этой мысли, в правом глазу вспыхивает искорка. «Я понимаю, о чем вы», – говорит она задумчиво. И когда она с беспечным смешком соглашается поехать на ранчо с Гэем, Гвидо и Изабель, на лице ее появляется такое искреннее, такое неподдельное выражение, что кажется, камера захватила его случайно.
Работа заканчивается, и она отходит в сторонку посовещаться с Паулой, спросить ее мнения насчет своей игры. Паула говорит, что все прошло хорошо, что Мэрилин прекрасно выглядела, а советы она даст, после того как посмотрит отснятый эпизод и посоветуется по телефону с Ли. Больше, в общем-то, сказать нечего. Но Мэрилин не спешит закончить разговор. Задает вопросы. Предлагает что-то. Говорит о чем-то. О чем угодно. Пока не видит, что Гейбл ушел и что ей не надо больше ломать голову над тем, как с ним разговаривать.
На следующий день она почти не показывается. Артур беспокойно расхаживает по их комнате в отеле «Mapes», размышляя о возможных изменениях в сценарии и особенно о том, кто же все-таки будет платить по счетам за сцену в Harrah’s Club. Ему нужно обсудить кое-что с Хьюстоном. С трудом сдерживая себя, он кричит ей через дверь ванной, что им пора ехать. Напоминает о графике. Она говорит, чтобы он отправлялся без нее. Что они увидятся там.
Артур еще раз стучит в дверь и медленно поворачивает ручку. Заглядывает в щелочку. Мэрилин стоит на коленях перед ванной – в белом халате, с болтающимся между голых ног махровым поясом. Рука под струей – проверяет температуру.
– Ради бога, Мэрилин. Уже десять.
Она оглядывается через плечо, изо всех сил стараясь оставаться спокойной. Снова и снова пробует воду. Вода слишком горячая. Она поворачивает кран, добавляя холодной. Капельки стекают с ладони и падают в ванну, разбивая почти идеальные мыльные пузырьки.
На него она почти не смотрит. Даже улыбка какая-то вымученная. В последнее время ей кажется, что он требует от нее слишком многого. Как будто она обязана беспрекословно соглашаться с его видением мира. И еще – она чувствует, что он, при всех уверениях в обратном, не воспринимает ее всерьез – ни как актрису, ни в интеллектуальном плане. Уроки актерского мастерства и стопки книг русских классиков воспринимались как некий проект. Она его Элиза Дулитл. Он не столько обсуждает с ней что-то, не столько обменивается с ней идеями, сколько анализирует ее и диагностирует. Ее натура отвергает такое отношение, как нечто чуждое, как трансплантированный орган. Дважды она уже делала это, но сейчас старается сдержать естественный порыв. Нет, ей хочется верить в Артура. Хочется относиться к этому фильму, как к его подарку. Жесту. Но его манера отношения к ней, похоже, не изменилась. Ее раздражает его снисходительность. Она все острее ощущает свою бесполезность. Если собственный муж не воспринимает ее всерьез, то чего тогда ждать от Кларка Гейбла?
– Пожалуйста, просто поезжай, – то ли умоляет, то требует она и вдруг ловит себя на том, что кричит. Наверно, она в любом случае повысила бы голос, но теперь убеждает себя в том, что это из-за шума воды.
Артур говорит, что ему это совершенно не нравится, что деловые люди не ведут себя так, но она видит – в это утро ему куда важнее обсудить изменения в сценарии с режиссером, чем спорить с женой через закрытую дверь. Сегодня он уступит. Сдастся.
– Пожалуйста, не задерживайся из-за меня. Пожалуйста!
Мэрилин приходит в Harrah’s Club одна, двумя часами позже. Через толпу любопытных ее благополучно провел и передал под опеку охраны шофер Руди Каутский. Потом он поспешно вернулся к белому «Кадиллаку», выключил «мигалку» и отвел седан на запасную парковочную площадку. В зале затишье. Статисты томятся у столиков. Служащие сбились в кучку и негромко разговаривают. Красный ковер выглядит более темным, чем накануне, как будто облит вином. Члены ее команды занимаются каждый своим делом и на нее едва взглянули. Всем полегчало оттого, что она все же приехала, но при этом им и немного неудобно за нее. Артур, расположившись в режиссерском кресле, на мгновение поднимает голову, смотрит на нее поверх бумаг и снова погружается в чтение сценария, время от времени помечая в нем что-то карандашом. Она идет в гардеробную по периметру зала, остро ощущая присутствие сидящего у противоположной стены Гейбла. Он один за столиком и, подперев кулаком подбородок, смотрит в окно.
Она нисколько не сожалеет из-за опоздания и не собирается извиняться за то, что заставила их ждать. Ей нужно было это время, большую часть которого, не считая нескольких минут, которые потребовались, чтобы одеться и немного привести себя в порядок, она провела в ванне; лежала, свесив руку к белому полу, водя пальцем по дорожкам между плитками. Сама по себе, полностью расслабленная. Словно у себя дома. Несколько раз она спускала воду и наполняла ванну заново чистой водой. Смотрела на поднимающиеся мыльные пузыри.
Когда она, полностью одетая и готовая предстать перед камерами, появляется в зале, только лишь Джон Хьюстон подает голос, объявляя дубль.
Самое время. Она готова без раскачки войти в образ Розлин.
Конец августа 1960-го: отель «Mapes», Рино
Монти в ударе. Все говорят, что, как только этот сукин сын перестает валять дурака и начинает играть по-настоящему, угнаться за ним невозможно; не позволяйте ему заправиться, и он еще вполне может преподнести приятный сюрприз, стать тем, кто придаст картине устойчивость! Гейбл держится ровно, он – центр, вокруг которого все вертится. Может быть, это из-за него и Монти удается держаться. Он немногословен – за него говорит его герой, – не возражает покататься по пустыне на своем «Кадиллаке», работает, как настоящий профессионал и позволяет себе проявить недовольство лишь тогда, когда на площадке что-то разлаживается, когда кто-то халтурит или переигрывает. Но пока все идет гладко, стычки возникают по делу, драмы – лишь естественная реакция, и Хьюстон внушает всем, что так и должно быть, и все счастливы, все охают и ахают, как будто любуются праздничным фейерверком на День независимости. Все, за исключением Мэрилин, которая ничего не говорит и которая проводит все свободное время или в трейлере, или за консультацией с Паулой Страсберг. Она не понимает, почему никто не замечает ее упорной работы над ролью – главной ролью всей ее жизни. Она обращается к Артуру, сидящему напротив нее в ресторане отеля «Mapes» в Рино, терзающему ножом стейк – то ли лезвие попалось тупое, то ли он режет не той стороной – и ничего ей не говорящему. Последнее просто невозможно: как человек, изливающий слова на бумагу, не может найти для нее ни единого слова. Пусть даже неправильного. «Почему?» – спрашивает она. «Почему?» – отзывается он. Она говорит, что не понимает почему. Она пришла на картину в отличной форме. Золотой глобус за «Некоторые любят погорячей». Интенсивные занятия в Актерской студии. Она в отличной форме. В отличной.
