Николай Ашукин - Брюсов

Будучи студентом 2-го Московского государственного университета, я посещал разные литературно-научные заседания, в частности Общества любителей российской словесности. Преподававший у нас профессор Н. Н. Фатов устраивал у себя дома собрания литературного кружка с участием некоторых литературоведов и писателей. В 1924 году я присутствовал там на заседании Пушкинской комиссии упомянутого общества с докладом Валерия Брюсова. Много занимавшийся изучением Пушкина, он в этот раз выступал на тему «левизна Пушкина в рифмах».

В то время большим вниманием пользовалось изучение художественной формы. В литературоведении, как известно, возникло даже направление под названием «Формальной школы». Брюсов, который был одним из выдающихся знатоков и мастеров поэтической формы, в названном докладе показал, что Пушкин в своих стихах обращал большое внимание и на так называемые «опорные» звуки, находящиеся слева от ударения в рифмуемых словах, и тем самым явился в известной мере как бы предшественником поэтов XX столетия (Трифонов И. А. Из воспоминаний старого брюсоведа // БЧ-1996. Ереван, 2001. С. 350).

Ввиду пятидесятилетнего юбилея Валерия Яковлевича Брюсова, СНК Союза ССР, принимая во внимание выдающиеся литературные и научные заслуги В. Я. Брюсова и признавая необходимым обеспечить ему возможность сосредоточиться на творческой, научной и литературной работе, постановляет: назначить В. Я. Брюсову пожизненную пенсию в размере полуторной высшей ставки тарифа ответственных работников.

Зам. председателя Совета Народных комиссаров Союза ССР А. Цюрупа.

Управляющий делами Н. Горбунов.

Секретарь Л. Фотиева.

Москва, Кремль, 10 марта 1924 г.

(Архив Мемориального кабинета В. Я. Брюсова).

В 1918 году издательством «Парус» было, с согласия В. Я. Брюсова, право на издание собрания его сочинений передано З. И. Гржебину. В архиве Брюсова сохранилось три редакции авторского предисловия к этому изданию. Приводим редакцию 1923 года:

Собрание моих сочинений, выходящих в издании З. И. Гржебина, не может быть названо «полным» в академическом смысле слова. Частью это зависит от условий, поставленных издательством, частью от моего личного желания. Но издание это не является и собранием «избранных произведений», не должно считаться какой-то антологией. В известной части оно включает все, что я сам желал бы видеть в собрании своих сочинений.

Впервые в печати мои строки появились еще в 1889 г., если не считать совершенно детских опытов, печатавшихся даже раньше. Следовательно, ныне, в 1923 г., моя «литературная деятельность» обнимает уже свыше 30 лет. За этот период мною написано и напечатано очень большое количество самых разнообразных литературных произведений: кроме стихотворений, лирических поэм, рассказов, повестей, драм, также длинный ряд переводов в стихах и прозе, и наконец, весьма много работ научных, критических и публицистических, как отдельных исторических и историко-литературных исследований, так чисто журнальных и газетных сшей. Полагаю, что все это, собранное вместе, составило бы до 500 печатных листов. <…>

Мне представляется правильным ограничить данное «собрание сочинений» тем, что было мною написано за первые 25 лет моей писательской жизни. При всем внешнем разнообразии оно все же составляет нечто цельное, объединенное если не неизменным, то все же только постепенно видоизменяющимся мировоззрением, если не единой, то единообразной техникой. Это, если позволено мне критически судить о себе самом, «собрание сочинений Брюсова-символиста», от его первых опытов в этом направлении до тех произведений, в которых автор явно изживает сам себя. Ранние произведения этого рода теперь кажутся мне не вполне удачными пробами несколько заносчивого юноши; в дальнейшем я теперь вижу постепенное овладевание формой и осознание своих взглядов; в наиболее удачных произведениях (что признавало большинство моих критиков) достигнуто известное мастерство, так что они являются характерными образцами творчества символистов; наконец, в последних книгах чувствуется уже повторение самого себя, усталость и работа по готовым шаблонам, — печальный удел, которым обычно заканчивается эволюция каждой литературной школы. Таким образом это собрание произведений 1892—1917 гг. имеет свое начало и свой конец: это нечто завершенное, к чему присоединять попытки писать в ином роде (удачные или неудачные — иной вопрос) — было бы неуместно. <…>

Позволю себе только указать, что сравнительно с предпринятым издательством «Сирин» в 1912 г. «Полным собранием» моих сочинений, настоящее «собрание» сокращено мною приблизительно вдвое, т. е. что я вычеркнул половину из тех произведений, которые были включены и предполагались для включения (издание 1912 г. не было закончено) в «Полное собрание» [260] (ОР РГБ).

ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ. ОСНОВЫ СТИХОВЕДЕНИЯ. Курс ВУЗ. Части первая и вторая. Общее введение. Метрика и ритмика. Издание второе. М.: Государственное издательство, 1924.

«Основы стиховедения» имеют назначение — служить учебником в ВУЗе, где этот предмет преподается (ФОН университетов, Высшие Художественно-Литературные и Театральные учебные заведения и др.), а также для «Литературных студий» и тому подобных специальных курсов. <…> В частности, учебник имеет в виду далеко не только лиц, пишущих стихи, но всех вообще изучающих художественную литературу, т. е. будущих историков литературы, критиков, инструкторов литературы и т. п. Понимание поэзии без знакомства с техникой стиха всегда останется недостаточно полным (Из предисловия).

Теория Брюсова ведет нас непосредственно в лабораторию поэта. Это — не чисто умозрительные построения, для которых безразличен вопрос о практической реализации основных выводов научного изучения. Для Брюсова стиховедение стояло как проблема технологическая. Научные выводы интересовали его постольку, поскольку они оказывали влияние на практику поэтов, поскольку они могли обучить поэтов их мастерству. Наука Брюсова есть наука мастера. <…> Обращаясь к характеру брюсовского анализа стиха, нельзя не отметить исключительный объективизм его утверждений. Этот объективизм имеет несомненную связь с общим позитивизмом мышления Брюсова. Из всех символистов он в наименьшей степени был подвержен мистицизму и религиозным настроениям. <…>

Брюсов был реформистом стиха на протяжении всей своей поэтической деятельности. Он не оставил без ответа ни одно явление современных достижений в области стиховой формы. И тем не менее — во всех самых революционных шагах он вскрывает своей теорией органическую закономерность литературной традиции. Несмотря на то, что теоретические взгляды Брюсова несомненно эволюционировали и второе издание его курса представляет собой нечто принципиально новое по сравнению с первым [261], — все же основные линии его труда сохранены в прежней форме (Томашевский Б. О стихе. М.: Прибой, 1929. С. 321—324).