Владимир Джунковский - Воспоминания.Том 1

По осмотре выставки ученических работ состоялся в "Эрмитаже" обед, устроенный Советом академии, на котором было очень оживленно, чувствовалось большое дружное единение, речи сменялись одна за другой.

На другой день для воспитанников был устроен спектакль в Народном доме, на который мною были приглашены и все преподаватели, и члены Общества любителей коммерческих знаний, и Попечительного совета. В антрактах от имени великой княгини Елизаветы Федоровны воспитанникам подавалось угощение. Всем присутствовавшим роздано либретто оперы, изданное Попечительством. Этим закончились празднества, оставившие в воспитанниках хорошее, бодрое воспоминание.

Юбилейные торжества доставили и мне большое удовлетворение. Они как-то еще более сблизили меня с академией, я почувствовал, что для академии я стал своим, близким, и к моему голосу стали прислушиваться уже не из-за любопытства, как мне казалось вначале, а признавая мой авторитет.

В дни юбилейных торжеств академии в судебной палате, в особом присутствии по 2-му Уголовному департаменту, с участием сословных представителей, назначено было к слушанию на 18 декабря дело рузского предводителя дворянства князя Павла Долгорукова и земских начальников того же уезда Космовского и Васильева, исправника Полонского и бывшего податного инспектора В. Н. Шрамченко по обвинению их, в качестве председателя и членов Рузского уездного съезда, в превышении власти, выразившейся в раздаче крестьянам в 1905 г. продовольственного капитала. Дело слушалось в течение двух дней, я присутствовал все время. Представителями от дворянства на суде был H. H. Кисель-Загорянский, а от города В. Ф. Малинин.

Формулировка обвинения заключалась в том, что князь Долгоруков, председатель Рузского уездного съезда, и остальные привлеченные, как члены съезда, постановили выдать крестьянам ссуды из продовольственного капитала без всякой проверки их нужды, и притом наличными деньгами, а в некоторых случаях, даже помимо земского начальника, причем выдача эта имела характер не ссуды, а просто каждый крестьянин получил обратно все, внесенные им в капитал, взносы.

Князь Долгоруков в самом начале заседания возбудил ходатайство о дополнительном вызове свидетеля земского начальника Мартынова, а Космовский — земского начальника Языкова, которые бы удостоверили, что и они выдали крестьянам такие же ссуды, а однако привлечены не были. Палата обвиняемым в этом отказала.

Все обвиняемые говорили, что нужда была острая, народ волновался. Свидетели же показывали, что выдача ссуд производилась кому нужно и кому не нужно было, и делалось это потому, что крестьяне настойчиво требовали. А настойчивость эта, по словам многих свидетелей, навеяна была политическими агитаторами, которых видели разъезжавшими среди крестьян, причем один из таких агитаторов разъезжал даже на лошади князя Долгорукова. Последний это отрицал, говоря, что такой слух вызван был тем, что он дал свою лошадь знакомому студенту, которого и приняли за агитатора.

Некоторые свидетели уверяли, что князь Долгоруков сам признавал, что особой надобности в выдаче ссуд не было и в другое время они, конечно, выданы бы не были, а тогда правительство, по мнению Долгорукова, было некрепко, и Центральный Комитет Партии народной свободы находил необходимым раздавать продовольственные капиталы.

Секретарь съезда Стриженов говорил, напротив, в пользу Долгорукова, утверждая, что ни одной неправильной ссуды выдано не было. Крестьяне утверждали, что нужда была очень острая, что "не запомнят такого тяжелого года". Выяснилось из показаний некоторых свидетелей, что крестьяне, требуя возврата капитала, обступили густой толпой съезд, а потом и самого князя Долгорукова, эти же свидетели утверждали положительно, что известный агитатор Балашев ездил на лошади князя Долгорукова.

Долгоруков протестовал, говоря, что вовсе не под влиянием толпы был роздан капитал. "Я толпы не боялся, — уверял он, — да и вообще в уезде было вполне спокойно, и роздан был капитал только вследствие острой нужды, и деньгами, а не хлебом, так как последнего большими партиями купить было нельзя". Долгоруков протестовал относительно того, что Центральный Комитет кадетской партии постановил выдавать продовольственные капиталы, но потом взял слово "измышление" назад, сказав, что непременный член Полянский не так его понял, когда он говорил о взглядах кадетской партии.

В последнем слове все подсудимые не признали себя виновными. Космовский сказал: "Господин прокурор, видно, судит по себе; если бы он был в 1905 г. земским начальником, то может быть и струсил бы. А мы работали по мере сил. Мы были свободными членами присутствия, и Долгоруков влиять на нас и прижимать нас не мог".

Князь Долгоруков в своем последнем слове указал на то, что одно предание его суду по 2 части 341 статьи лишило его, в течение 5 лет, избирательных прав, где он был лишен возможности служить по земству, где он всегда с такой охотой и любовью работал, а без общественной деятельности он чувствует какую-то беспочвенность. Он находил, что понесенная им кара уже достаточна и что она и тех, кто добивался лишить его избирательных прав, могла бы удовлетворить.

По довольно долгом совещании Особое присутствие вынесло приговор: князя Долгорукова отрешить от должности по суду, Космовскому и Васильеву объявить выговор, а Полонскому и Шрамченко замечание.

20 декабря Москва получила в дар еще новое грандиозное учреждение. Последовало торжественное открытие новой, устроенной по последним методам, образцовой больницы на пожертвованный для сего Солдатенковым капитал. Больница эта была сооружена на Ходынском поле, вне города, в здоровой местности и составила гордость Москвы.

На торжество съехалось много приглашенных — все представители высшей администрации, медицины, архитектурного мира были налицо. Всех гостей приветливо встречал главный врач Ф. А. Гетье, много потрудившийся вместе с хирургом В. Н. Розановым над созданием этой образцовой больницы. Гетье, Гучков — городской голова и Малинин — член управы объясняли и показывали все гостям. После подробного осмотра всех, уже вполне готовых, построек, ознакомления с разнообразными по целям помещениями в них, гости были приглашены в главный административный корпус, в зал конференции, где им любезно был предложен чай, закуски и шампанское.

Последовал ряд речей. Н. И. Гучков, указав на своевременность открытия больницы, каковая чувствовалась городом, преследуемым целым рядом эпидемий, отчего все больницы были страшно переполнены, сказал, что как раз в этот момент, переживаемый городом, частное лицо пришло на помощь Москве своими колоссальными средствами и создало эту грандиозную больницу. "Во славу и память того, — произнес Гучков, — кто ее создал, за процветание больницы я и поднимаю бокал". После Гучкова говорил Гетье за постоянное объединение общественных сил и представителей практической науки, в результате чего явилась новая больница — новое украшение Москвы, а затем, поднимая бокал за Гучкова, он указал на ту деятельную благотворную роль, которую сыграл Гучков в деле сооружения больницы, в бытность свою еще гласным. Говорили еще многие другие из присутствовавших, чай затянулся благодаря радушию представителей города и новой больницы.