Федор Литке - Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану

После полудня западный ветер стал дуть очень крепко, но скоро уступил место штилю, продолжавшемуся более суток. 11 августа вечером установился тихий восточный ветер, с которым мы легли к берегу, и на другое утро (12 числа) находились от мыса Чукотский к W в 31 миле. В некотором расстоянии на ветре видно было селение и около него признаки губы. Я сожалел, что обстоятельства не позволили нам осмотреть этого места, однако скоро успокоился: пройдя несколько миль в NW вдоль высокого, утесистого берега, встречены мы были двумя чукотскими байдарами, из которых одна была из того самого селения. Оно называется Уляхпен и лежит при небольшой открытой бухте, в которую разлогом между гор стекает речка, дающая ей издали обманчивый вид значительной губы.

Из гостей наших половина была оленных, половина оседлых; они не показывали ни малейшей недоверчивости, хотя и не видывали никогда судов, подобных нашему. Между ними была одна женщина, довольно пригожая. Они сами предложили нам доставить оленей и тотчас отправили за ними одну из байдар, которой мы, однако, не дождались, ибо, не имея времени мешкать, скоро расстались и с другой. Эти посетители наши ничем не отличались от чукчей, виденных нами прежде.

Продолжая путь вдоль берега, находились мы в следующее утро (13 августа) против губы Преображения, в которой Беринг останавливался в день этого праздника. Милях в шести от нее мы заштилели и тотчас увидели две байдары, оттуда к нам гребущие. В одной из них отличались уже издали две фигуры в наряде вовсе не чукотском: мужчина в зеленом полушубке и фуражке и женщина в синей китайчатой камлейке и с платком на голове. Догадка, что это крещеные, оказалась справедливой, когда байдары пристали к борту. После нескольких «тарова» и крестных поклонов чукча взошел на шлюп и нашел в переводчике старого знакомого, с которым видывался на Гижигинской ярмарке, и был тотчас, как дома. Супруга его также изъявила желание взойти на судно, но с условием, чтобы для большей безопасности завязали за нее веревку. Спрятав всклокоченные косы под платок, воображала она уже, что вправе жеманничать.

Видя, что гость наш крестится при всяком случае, натурально было спросить о христианском его имени, но это – камень преткновения для всех этого рода христиан, – он не знал своего имени; однако, чтобы мы не вздумали усомниться в его обращении, показал нам книжечку, тщательно спрятанную в деревянном футляре, полученную им в Колыме. Мы нашли в ней молитву, символ веры и 10 заповедей на русском языке с чукотским переводом. В надписи руки колымского священника Трифанова прочли мы, что она подарена при крещении чукче Василию Трифанову. «Василий, Василий!» – вскричал наш гость, вспомнив свое имя, которое, однако, до отправления надо было повторить ему еще несколько раз. На вопрос наш, знает ли он, что в этой книге написано, отвечал он откровенно, что не знает. «Какая ж тебе польза иметь книгу?» И этого чукча не знал; ему дали книгу, не спрашивая, хочет ли он иметь ее, и потому он думал, что это так до́лжно.

Беседа наша продолжалась недолго, так как гость наш дал нам доказательство, убедительнее почти, чем та книга, частых своих сношений с просвещенными: он попросил водки, чего до того времени не делал еще ни один из множества чукчей, нас посещавших. Ему дали грогу: он не хотел пить его иначе, как в байдаре, утверждая, что, выпив, опьянеет так, что не в состоянии будет держаться на ногах. Отправляясь, обещал он нам выслать оленя, которого мы, однако, не видали, ибо между тем сделался N ветер, и мы стали лавировать.

На берегу губы Преображения видели мы в подзорные трубы селения и несколько табунов оленей. В губу впадает речка, которую чукчи называют Куй-Ваем, то есть Ледяная. О Беринговом судне не сохранилось между чукчами никакого предания; никто не слыхивал, чтобы в Анадырском заливе когда-нибудь показывалось судно.

От губы Преображения милях в 12 к NW есть высокий и утесистый мыс, лежащий ровно под 65° широты. Он весьма примечателен тем, что им кончается утесистый берег, продолжающийся до этого места от самого мыса Чукотский. Мыс этот, для которого чукчи особого названия не имеют, назвал я мысом Беринга.

В сумерки находились мы еще милях в 12 от мыса Беринга. За ним стали показываться на весьма большом расстоянии вершины гор. К утру ветер перешел в W, и мы опять могли идти вдоль берега. К N в 17 милях от мыса Беринга есть еще утесистый мыс с довольно высокой на нем горой, которые были названы по имени спутника Беринга в оба его путешествия, несчастного Чирикова. На низменном берегу открытой губы, заключенной между этими двумя мысами, видели мы во многих местах чукотские юрты. С тихим ветром успели мы пройти сегодня миль 12 далее мыса Чирикова и усмотрели к N берег, простирающийся к NW и потом к W, следовательно, достигли уже NO угла Анадырского залива.

В этом месте видели мы устье довольно большой реки; нельзя, однако, думать, чтобы глубина позволяла в нее входить судам довольно большим, поскольку в 9 милях расстояния нашли мы только 6 сажен. Ветер, дувший прямо на берег, не позволил нам подойти так близко, чтобы опытом в том убедиться. Пролавировав ночь короткими галсами, спустились мы поутру (15 августа) на NW к утесистому впереди мысу, за которым, казалось, должна быть значительная губа; однако нашли тут только широкий разлог между гор, по которому протекала речка. У самого мыса на низменности видно было довольно большое селение, которого обитатели, к нашему сожалению, не рассудили к нам выехать. Вероятно, удержали их признаки погоды, которая начинала портиться, благоприятствовав нам от самого пролива Сенявина.

В этом же месте берег вдруг изменил вид. Вместо гор, подходивших доселе довольно близко к морю, простиралась между W и SW низкая и ровная земля, от которой горный хребет отстоял не менее 10 или 12 миль. Вскоре встретили мы кошку, также весьма низкую, отделенную от берега и простиравшуюся параллельно ему к SW. При ветре от SO лежали мы вдоль кошки в 2 и 3 милях расстояния по глубине от 6 до 8 сажен. В некоторых местах показывались отдельно стоящие юрты на кошке и на материковом берегу за нею. Едва успев обсервовать высоту солнца в полдень, были мы закрыты густым туманом и должны были привести к ветру. Часу в третьем стало несколько очищаться, мы тотчас спустились к NW, и хотя туман вслед за тем опять по-прежнему сгустился, но мы продолжали идти и в 5 часов увидели впереди буруны, а вскоре потом кошку, чуть-чуть показывавшуюся сквозь пасмурность, в расстоянии около 2 миль. Она здесь простиралась уже на W; глубина была 11 сажен, а когда мы опять привели на SW, то скоро увеличилась. Ночь держались под малыми парусами.

16 августа – SO ветер со всеми признаками наступающего ненастья, но горизонт еще хороший. Западный берег Анадырского залива, судя по прежним картам, не мог теперь находиться от нас далеко; требовалось осмотреться в этом направлении на случай, если бы пришлось штормовать при ветре, дувшем теперь прямо в угол залива. По этой причине легли мы прямо на W и скоро увидели впереди берег с невысокими холмами, не более как в 12 или 13 милях. Это было еще гораздо ближе, чем я ожидал. Осмотревшись тут, легли мы к NNO и с этой стороны не замедлили увидеть буруны милях в двух, а потом и оконечность вчера виденной кошки, протяжение которой, таким образом, определилось в 45 итальянских миль. Продолжая идти к W оконечности ее, увидели мы впереди подозрительную струю сулоя, и потому беспрестанно бросали лот, хотя глубина была и не менее 30 сажен, и это к великому счастью, ибо глубина с 30 сажен вдруг уменьшилась до 8 сажен и, хотя руль вмиг положен был на борт, но, пока судно уклонялось под ветер, глубина была уже только 5 сажен. Между тем горизонт несколько очистился, и перед нами открылся большой залив, окончания которого не было видно. Соображаясь с плаванием Беринга, залив этот назван им заливом Св. Креста, но мы не ожидали, чтобы он так много вдавался к N. На кошке оказалось селение, от которого уже гребла к нам байдара, наполненная людьми.