Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙI

В пятом часу пополудни мы были уже в Мацуе. Малое число христиан встретило на берегу. Пришли в церковный дом; в доме катихизатора, отдельном от Квайдо и очень удобном, я умылся и отправился в Церковь; нашел ее очень прилично устроенною; даже алтарь есть с занавесками вместо дверей, но христиан — человек двенадцать с детьми; еще две женщины стояли поодаль, слушательницы; увы, Церковь живая плоха до крайности. Вот данные: крещено 77; из них 36 в других местах ныне; 41 здесь, 12 совсем охладели; остается 29; в том числе семья катихизатора — шесть человек; 23 бы хороших христиан, но и этого числа нет; лучший — Сергий Морита, учитель, сицудзи кайке ката в Церкви; но семья его вся языческая, что одно уже не в его пользу; затем Семен Като с семьей, но больной, едва языком ворочает; старик Ириней — совсем охладел, даже и иконы не имеет и в Церковь не ходит; плотник Иосиф Ямада — гол как сокол; вот и все. А долгу церковного 66 ен — этот глупый катихизатор Лука Кадзима думает щеголять только внешностью, о душах же совсем не заботится, да и не может, кажется; жену бы его Марфу сделать катихизатором, а его заставить дом чистить, тогда было бы лучше; жена заведует пением, и поют очень порядочно, собравшись для того в кучку почти всею Церковью.

Есть еще три дома христиан в Имаици, городе с пятью тысячами населения, в девяти ри от Мацуе, из коих шесть ри пароходом, три — дорогой. Христиане там переселившиеся из Мацуе; Яков Кодзукури — портной, пришедший сюда для свидания со мною, кажется, довольно усердный. Имаици должна считаться принадлежащею к Церкви Мацуе, под ведением одного катихизатора. Кодзукури хочет послать сына (17 лет) в Семинарию, но я отсоветовал; должно быть, болезненный, ибо готовил его к отправке в Семинарию еще в запрошлом году, но какие–то чирьи помешали, видно, что болезненный. Народ, отсюда выходящий на службу Церкви наполовину оказывается самым дрянным: Матфей Ооцука, вышедший года четыре тому назад в катихизаторы, ушел к католикам, а от них к буддистам, и разгуливал с проповедями «Ясо–тайдзи»; Огава, прослуживший немного катихизатором в Ионако, пустился занимать деньги, за что был оставлен, и теперь — где, Бог весть; Маеда Тарасий бросил службу для торговли; только Тарасий Нориай держится еще на катихазаторстве, да Феодосий Миякава, помощник гувернера в Семинарии, родом в 1 1/2 ри отсюда, из богатого земледельческого дома ведет себя порядочно.

16/28 мая 1892. Суббота.

Мацуе.

С восьми часов утра была обедница и панихида, сказано поучение на слова: «Да святится Имя Твое».

Потом посетили дома христиан — все голь и беднота, и народ весьма малонадежный для Церкви; кажется, нигде не одолевало меня такое чувство приниженности и почти отчаяния за Церковь: Церкви здесь почти нет! А я ждал найти кое–что порядочное. Это тем более обидно, что народ в Мацуе, видимо, расположенный к религии: рядом с домом катихизатора мия; и вчера за полночь, и сегодня почти беспрерывное хлопанье в ладоши — моленья язычников. Был сегодня здесь у епископалов: 80 христиан у них в Мацуе, а они меньше двух лет здесь, хотя, правда, англичане и не в единственном числе: ныне Bakston с семьей и миссионерками. Кстати: против икон протестанты, и сами же страдают от этого, и стараются заменить иконы надписями: над столовой: «for eternal living», — ведь это иной примет за кощунство, над рабочей комнатой: «in the hand of God»; в столовой — что, мол, «Господь всегда с нами, наш гость, слышит нас и прочее», — да поставь икону, тогда все это будет еще выразительней сказано без слов! Бакстон проповедует посредством переводчика здесь в Ионако, Тот <…>, и по деревням; миссионерки тоже; из деревень их часто приглашают для проповеди и слушают очень усердно; видно, что здесь народ вполне созрел для восприятия христианства; только проповедников–то у нас нет — горе!

Здесь живет начальником тюрьмы Петр Юза, из Сендая, бывший когда–то в катихизаторской школе, но ныне, по словам катихизатора, совсем бросивший христианство; были у него, но дома не нашли.

Всходили на башню бывшей княжеской крепости, чтобы взглянуть на город и окрестности; город раскинулся на равнине по обе стороны широкой реки, и очень красив сверху; горы замыкают долину со всех сторон; климат здесь сравнительно холодный, так что и ныне приходится надевать шерстяную рубашку; ветра очень сильные и частые от близости моря.

Вернувшись из города, нашел на столе коллективное письмо всех двадцати девяти учеников младшего курса Семинарии: жалуются на дурное поведение четырех из старшего курса, видящихся в редакции (айайся) с ученицами; о. Сергий оставил это дело без последствий, мол, «ничего серьезного не произошло»; ученики пишут, что уж то серьезное преступление для учащихся обоего пола, что они устраивают взаимные свидания; правы. Нужно сейчас же написать в Токио по этому делу.

Вечером сказана проповедь язычникам, обычная, начальная; сверх чаяния (ибо сегодня здесь буддийский праздник) народу собралось много, сот до двух, и все народ серьезный — учители, чиновники, купцы; слушали и мирно, и до конца.

17/29 мая 1892. Воскресенье.

Мацуе — Какея (ночлег, 13 ри от Мацуе).

Утром с восьми часов обедница, поучение, потом церковный совет; собралось все бедное число христиан, человек восемь; результатом совещания было погашение церковного долга, о котором так красноречиво возвестила длиннейшая хартия, вывешанная в молитвенном доме; шесть с половиною ен было истрачено на ремонт квартиры катихизатора и разную рухлядь, вроде негодного умывальника, специального для моего приезда; я заплатил тут же этот долг Семену Като и строго–настрого запретил вперед для моего приезда не тратиться хоть на копейку, иначе вперед уж не заплачу; потом я же внес главную сумму долга 30 ен 50 сен, истраченные на устройство молитвенного дома; долг этот сделан был катихизатором Лукою Кадзима без совета с христианами и их согласия, а потому уплачивать его они отказались, да и не могли бы уплатить — все голь перекатная; пришлось мне из собственного кошелька выручить их, но внушал им, что это делается совсем экстренно, исключительно только для здешней Церкви, как очень бедной и в то же время расстроенной морально висящим на ней неоплатным долгом, но что вперед это уже не будет сделано, потому впредь они не должны ни гроша делать долга, и украшать свою Церковь, или делать что другое на собранные наперед наличные деньги. Остальной долг 28 ен Лука сделал у самого себя — свои деньги затратил; так и пусть будет его убыток, потому что никто не может платить ему зато, что истрачено ими самопроизвольно, без всякого совета с кем–либо. Он охотно и согласился с этим. Тут же была уничтожена вышеозначенная долговая хартия, и я послал сейчас же передать заимодавцу 30 1/2 ен и принести расписку в получении их и погашении долга, что и сделано. Затем внушаемо было Луке Кадзима поднять охладевших здесь христиан, учить новых слушателей здесь и в Иману; наедине же потом мы с о. Никитой еще толковали ему, чтобы он читал переведенные вероучительные книги, чтобы пополнял свои знания, чтобы не приводил в проповедях примеров из истории, не зная ее, ибо над его перевираньем истории смеются, и прочее. Но все эти внушения и речи, кажется, совсем бесполезны: из рук вон плохой катихизатор этот Лука Кадзима; я гораздо лучше об нем думал: неучен до того, что и в Церкви Апостол читает почти по складам, говорит проповедь так, что мысли без всякой связи и последовательности и с постоянными повторениями; учение тоже плохо знает. Впрочем, пока некем заменить его, пусть будет здесь. Был бы одинок, совсем бы отставить его, как негодного, но с большой семьей жаль; нужно для новых мест употреблять его, начинающим ученье говорит достаточно, особенно простецам.