Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Впереди и сзади гудит, раскатываясь, артиллерия. Винтовки и пулеметы слились в перекатывающийся треск. Зловещий гул близится к обозу с ранеными. Подводы тронулись. «Что такое? Почему едут?» – стонут раненые. Приказано по три повозки стать – сокращают протяженность обоза. Стало быть, цепи отступают. И тоска сжимает сердце, тянет его глубоко, глубоко в жуткую пропасть…
Из арьергарда идет небольшая часть вооруженных людей. Лица озабоченные, строгие. «Ну что?», «Как?» – спрашивают с телег раненые. «Ничего – наседают, отбиваем», – отвечают спокойно идущие. Они отделились от обоза и пошли влево, цепью по пашне. Глаза всех зорко следят за ними. Вот они почти скрылись. Донеслось несколько одиночных выстрелов. Стало быть, и там большевики. Обходят. Охватывают кольцом. Бой с трех сторон. Впереди самый сильный. Там не слышно перерывов – трескотня и гул сплошные.
Обоз стоит на месте несколько часов, и в эти часы тысячи ушей напряженно прислушиваются к гулу, вою, треску – впереди, с боков, сзади; сотни бледных лиц приподымаются с подвод и большими, напряженными, тоскливыми глазами тревожно смотрят в уходящую даль.
Вот впереди особенно ожесточенно затрещали выстрелы, и треск стал постепенно, гулко удаляться, как будто волны уносили его. «Слышите, слышите – удаляется! Удаляется!» – несется по подводам. «Обоз вперед! Обоз вперед!» – послышались крики. Тронули подводы, замахали кнутами возчики. «Да скорей ты, скорей!» – кричат раненые. Но верховые не пускают, машут нагайками, выравнивают обоз в одну линию. Рысью едет обоз по мягкой дороге. Впереди уносится вдаль гул выстрелов, они уже сплошные, с перерывами. Ясно: большевики отступили, наши занимают станицу.
* * *
По зеленым, крутым холмам над реками Лабой и Кубанью раскинулась Усть-Лабинская белыми хатами. На обрывистых холмах повисли, вьются виноградники, мешаясь с белым цветом вишен, яблонь, груш. Въехали в станицу. Остановились на улицах. Сестры бегут по хатам, покупают молоко, сметану своим раненым. Но здесь мы не останавливаемся – едем дальше на Некрасовскую. Поздний вечер. Подвода за подводой, скрипя, движутся в темноте. Раненые заснули тяжелым, нервным сном. Изредка тряхнет на выбоине телегу, раздадутся стоны… и опять тихо…
Брат рассказывает нам о бое под Лабинской: «Нас под самой станицей огнем встретили. Мы в атаку пошли, отбросили их. Потом к ним с Тихорецкой эшелон подъехал – они опять на нас. Тут вот бой здоровый был. Все-таки погнали их и в станицу ворвались. На улицах стали драться. Они частью к заводу отступали, частью за станицу. Нам было приказано за станицу не идти, а Неженцев зарвался, повел, ну, которые на завод отступили и очутились у нас в тылу. Тут еще начали говорить, что обоз с ранеными отрезан. Мы бросились на завод – выбили. Они бежать в станицу, а там их Марковский полк штыками встретил, перекололи. Здесь такая путаница была, чуть-чуть друг друга не перестреляли… из тюрьмы мы много казаков освободили. Часть большевиков расстреляли перед уходом, часть не успели». – «Молодец все-таки Корнилов! – перебивает другой раненый. – Еще станицу не заняли, а он уже влетел на станцию с текинцами. Его казаки там на ура подняли, качали». – «А в Кореновской-то он что сделал! – говорит капитан Р. – Собственно, и бой-то мы благодаря ему выиграли. Ведь когда наше дело было совсем дрянь, отступать начали, он цепи остановил, в атаку двинул, а сам с текинцами и двумя орудиями обскакал станицу и такой им огонь с тыла открыл, такую панику на «товарищей» навел, что они опрометью бежать кинулись…»
День мы отдыхаем в Некрасовской. По станице бьет большевистская артиллерия, по улицам во всех направлениях свищут пули – это обстреливают станицу выбитые из Некрасовской и Лабинской большевики, засевшие под ней в перелесках и болотах.
Несколько раз долетел похоронный марш. Хоронит убитых и умерших. Похоронный марш звучит в каждой станице, и на каждом кладбище вырастают белые кресты со свежими надписями.
* * *
Еще с вечера пошли строевые части по выработанному маршруту. Но каждый шаг надо брать с боя. Под Некрасовскую подошли сильные части большевиков, поднялись крестьяне окрестных хуторов.
Первый бой недалеко от Некрасовской, за переправу через реку Лабу. Мосты разрушены. На противоположном берегу в кустах засели большевики, не подпускают добровольцев к реке, открывая частый, губительный огонь. А пробиться, уйти от Некрасовской – необходимо. Необходимо потому, что и сзади, со стороны Усть-Лабинской, давят большевики, подъезжая эшелонами из Екатеринодара.
Образуется кольцо и становится все уже. Вечереет. Юнкерский батальон пытается форсировать реку вброд. Засевшие в кустах большевики отбивают. Уже ночь, темная-темная. Дорог каждый час, каждая минута. Добровольцы пускаются на хитрость. Несколько смельчаков тихо крадутся к темной, змеящейся реке. Булькнула вода, вошли и тихо-тихо переходят. Берег. Условные выстрелы. Ура! Ура! Побежали по берегу. «Ура!» гремит с другой стороны. Залпы! Залпы! Бегут к реке. Большевики опешили, стреляют, смешались, побежали… Вброд бросился батальон. Река за добровольцами. Армия двинулась вперед.
По наскоро наведенному мосту переезжают подводы Лабу и, переехав, несутся рысью по мягкой дороге, догоняя голову обоза. Уже весь обоз изогнулся по равнине. Тихо едем мимо большого пчельника. С подвод спрыгивают возчики, сестры, бегут за медом и вперегонку возвращаются на свои подводы. Зеленую степь накрыло голубое небо. В голубом просторе высоко-высоко черными точками парят ястребы – плавно и бескрыло. Нет выстрелов – не чувствуется войны.
Но вот впереди затрещало, бьет артиллерия. Под Киселевскими хуторами бой, долгий, упорный. В обоз прибывают раненые – рассказывают: «Здесь крестьянские хутора – так все встали, даже бабы стреляют; и чем объяснить? Ведь пропусти они нас – никого бы не тронули, нет, поднялись все».
Заняли хутора. Нигде ни души. Валяются убитые. По улицам бродят, мыча, коровы, свиньи, летают еще непойманные куры. Переночевали на подводах и утром выезжаем на Филипповские. Над селом подымается черными клубами дым, его лижет огонь красными языками. И скоро все село пылает, разнося по степи сизые тучи…
А впереди опять треск ружей, гул орудий. Опять мы в кольце. Идут мучительные часы ожиданий. Из арьергарда требуют подкреплений. Туда скачет текинский конвой Корнилова – это все, что может дать Главнокомандующий. Ушла в бой музыкантская команда. Взяли всех способных стрелять из обоза… Только к вечеру, вырвавшись из кольца, заняли Филипповские. Здесь та же картина: ни одного жителя, все как вымерло…
Ранним утром из Филипповских выезжают последние подводы, и опять все село застилается сизыми тучами. Сожгли. Недалеко от него спустились в лощину. Обозу приказано остановиться. Опять – бой кругом. Сегодня в обоз ведут, несут особенно много раненых. Раненым на
