Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Наконец свершилось. Лапароскопическую операцию провели в течение часа под общим наркозом. В живот вставили трубку. Иван Петрович уже ни о чем не спрашивал и мысленно возвращался к тому благодатному времени, когда у него ничего не болело. Теперь, казалось, он стал другим человеком. Слово «инвалид» постоянно вертелось на языке. О работе он не думал, однако его отсутствие там не причинило никому никакого ущерба. Иногда звонили старые друзья-приятели, утешали, успокаивали, как могли.
Татьяна, сидя в роскошных апартаментах, ругала себя на чем свет стоит, она испытывала вину: ведь именно она настояла на медицинском обследовании. Прожив много лет с женой, Иван Петрович понимал ее и ничуть не винил.
Через четыре дня после операции его заставили подниматься и ходить. Однако место, где была трубка, вызывало жгучую боль. Прошло две недели, боль не отпускала, он хоть и бродил, но делал это с трудом, с перекошенным лицом и согнутым телом. Хирург, делавший операцию, в очередной раз осмотрев его, с непонятной для Ивана Петровича злостью сказал:
– Но этого не может быть, здесь нечему болеть.
– Значит, вы считаете, что я придуриваюсь, и мне доставляет удовольствие кособениться? – зло парировал несчастный пациент.
Хирург молчал, но по его виду можно было понять, что именно так он и считает.
Как и положено, через месяц вытащили трубку, и боль как рукой сняло. Хирург повинился, что совершенно случайно поставил трубку чуть длиннее положенного. Оказывается, в личной карточке Ивана Петровича его рост был указан значительно больше фактического, а трубку сделали по цифре, указанной в карточке. Много теплых слов при прощании произнес Сергей Иванович, поблагодарил Ивана Петровича за упорство в лечении, уверив в готовности центра всегда оказать медицинскую помощь, если это потребуется вновь. Иван Петрович все слова пропустил мимо ушей, мыслями он уже был дома, ему даже не верилось, что он вырвется из этого «сладкого ада». Конечно, зарекаться не стоит, но только в самом худшем случае или в бессознательном состоянии он может вернуться сюда.
Они с Татьяной вышли на улицу, блаженно вдохнув воздух. За то время, что Иван Петрович провел в больнице, в город пришла осень. Светило солнце, по-осеннему яркое, большое, как будто спелое, но уже не теплое. Желтые, красные, оранжевые листья, лишенные его внимания и ласки, покружившись в воздухе, с порывами ветра улетали, словно перелетные птицы, вдаль. По каналам сновали кораблики-пароходики, их вспененные следы прибивало волнами к гранитным набережным, где они, разбиваясь о замшелые камни, превращались в фонтаны брызг и растворялись в тяжелом городском воздухе.
Иван Петрович с наслаждением любовался картинками простой, не пятизвездочной жизни, о которой он так мечтал, находясь за больничными стенами. Он словно бы помолодел, обострилось зрение, усилилась чувственность, любовью к жизни исполнилось его сердце. Татьяна дотронулась до его плеча, поторапливая: их ждала машина. Счастливый Иван Петрович повиновался, но пошел не по дорожке, а прямо через газон, шурша опавшими листьями, вдыхая запах увядающей травы. Перед тем как сесть в машину, он оглянулся и долго смотрел на здание, в котором провел больше трех месяцев, а потом набрал охапку листьев, чтобы увезти домой на память.
– Что, Ваня, поехали? – обеспокоенно поторопила жена.
– Поехали, – согласился он, и уже в пути сказал ей: – Вот ведь странное дело. У нас существует два вида лечения: платное и бесплатное. Главная задача бесплатной медицины – ничего не найти, а уж если что-то обнаружили, то постараться побыстрее отвязаться от пациента. И это, оказывается, хорошо. Там с операцией не торопят. Нет денег – будешь ждать естественной смерти. А я вот первый раз в жизни побывал в учреждении, где все делают за плату. Другая крайность. Нет болезни – ее найдут, тут важно оправдать свой заработок, да еще и наварить хочется. И слов наговорят ласковых, и пальчиками наманикюренными тебя ощупают нежно. Но равнодушие к больному такое же, как в городской больнице.
– Ну, Ваня, ты не можешь жаловаться, ты был окружен заботой, а платила за тебя фирма. Просто ты устал.
– Наверное, устал, – согласился Иван Петрович. – Да я и не о себе сейчас, о больных вообще.
На работу он вышел через неделю. Кабинет его и приемная были закрыты. Секретаршу перевели в другое «ведомство». Уборщица здесь, похоже, не бывала давно, толстый слой пыли лежал на мебели. Перед Иваном Петровичем извинились, и быстренько привели все в порядок. Однако секретаря не вернули, пообещав об этом похлопотать позже. Глядя на пустынную приемную и кабинет, он испытывал чувство ненужности. Позвонил начальнику Управления, который занял его место, и другим руководителям, формально находившимся в его подчинении, услышал ненужные, пустые слова и пожелания здоровья. Никто не ставил перед ним никаких задач, не задавал вопросов, не просил помощи или советов. Жизнь на предприятии катилась по налаженным рельсам, и он ей был не нужен.
Генеральный директор оказался в отпуске. Неделю промаявшись, прочитав все газеты и журналы, что приходили в офис, Иван Петрович наконец-то встретился со своим начальником.
Дежурные слова о здоровье быстро иссякли. Генеральный, посмотрев на подчиненного поверх очков, произнес:
– Пока вас не было, мы приняли решение не создавать департамент. А вас – оставить в резерве. Будет необходимость и ваше желание, позовем на работу.
– Как это, позовем на работу? – тихо спросил Иван Петрович.
– Позовем, когда понадобитесь. А сейчас нужно написать заявление по собственному. При этом фирма выплачивает полугодовую заработную плату и награждает путевкой в санаторий. – И, безразлично взглянув на собеседника, холодно добавил: – С хозяином все согласовано.
На столе зазвенел телефон. Генеральный схватил трубку и кивком головы попрощался с собеседником.
Иван Петрович принял это решение спокойно. После перенесенных им в клинике мучений он психологически закалился, но сообразив, что прежде чем он вырвется на волю, надо будет еще съездить в санаторий, ужаснулся и, как обиженный ребенок, всхлипнул и тихо завыл.
Коммунальные платежи
Анна Петровна Поленова – наша добрая знакомая. Несколько лет назад мы жили с ней на одной лестничной площадке в сталинском доме на улице Стачек, недалеко от станции метро «Автово». Потом мы поменяли квартиру и уехали, но с Анной Петровной продолжали поддерживать добрые отношения, не забывая поздравлять друг друга с государственными праздниками и днями рождения. Я даже побывал у нее на даче, поскольку она просила советов, связанных с ремонтом.
После смерти мужа Анна Петровна живет на два дома: в петербургской квартире и в хорошем, добротном доме в маленьком городке под Петербургом. Теперь он называется дачей, а на деле
