В. Н. Кривцов - Отец Иакинф

Из истории русского востоковедения известно, что начало государственной организации преподавания восточных языков было положено Петром I, которого весьма серьезно занимали проблемы изучения стран Дальнего Востока в целях развития с ними экономических связей.

Одним из важных решений Петра I явилось создание духовной миссии в Пекине. Образование православной церкви в столице Китая, куда была направлена первая миссия в 1716 году, предназначалось для нужд переведенных в Пекин русских пленных казаков, захваченных китайцами при взятии крепости Албазина в 1685 году.

Деятельность духовной миссии в Пекине и изучение ее персоналом китайского языка были закреплены Кяхтинским договором 1727 года. Из членов миссии — духовных и светских лиц за сто с лишним лет вышло значительное количество знатоков восточных языков — китайского, маньчжурского, монгольского, а также видных историков, филологов и различных специалистов по Китаю, Монголии, Маньчжурии, Тибету.

Вторая половина XVIII века, в годы важных достижений российской науки, во главе которой стоял гениальный М. В. Ломоносов, ознаменовалась дальнейшим развитием нашего отечественного востоковедения. Благодаря изучению китайского и других дальневосточных языков русской науке оказались доступными ценнейшие источники по этнографии, истории и географии Китая, Монголии, Маньчжурии, Японии и других зарубежных стран. Свет увидели многочисленные дальневосточные исторические и литературные памятники, переведенные на русский. Они послужили достоверными источниками для создания научных трудов по странам Дальнего Востока, к которым большой интерес проявляли передовые люди русского общества. Примечательно в этой связи известное "Письмо о Китайском торге" А. Н. Радищева {См.: Радищев А. Н. Собр. соч., т. II. Изд-во АН СССР. М., 1941.}, выступившего по поводу длительного перерыва русской торговли с Китаем и необходимости ее возобновления и осуждавшего крепостническую систему торга.

К этому времени относится открытие в 1818 году в Российской академии наук Азиатского музея — крупнейшего в мире собрания рукописей и книг по Дальнему Востоку. Выдающаяся роль в развитии ориенталистики принадлежала Казанскому университету, ставшему важнейшим центром отечественного востоковедения. "Всем известно, что восточное отделение философского факультета в Казани есть не только первое между русскими учебными заведениями… но даже занимает одно из почетных мест в кругу подобных заведений и ученых азиатских обществ всей Европы. Взгляните на страницы Лондонского "Азиатского журнала", там увидите, как думают в Европе о казанских ориенталистах, богатых своими знаниями, но издающих свои дельные сочинения без шума, без неистовых возгласов, которыми ныне прочие хотят поддержать свои сочинения по части Востока" {"Отечественные записки", т. 9, 1840.}.

Но, несомненно, самым крупным и наиболее авторитетным русским китаеведом и XVIII, и первой половины XIX столетия был Иакинф Бичурин.

И. Щукин, биограф Иакинфа, лично знавший его, отмечал, что "о. Иакинф был роста выше среднего, сухощав, в лице у него было что-то азиатское: борода редкая, клином, волосы темно-русые, глаза карие, щеки впалые и скулы немного выдававшиеся. Говорил казанским наречием на о; характер имел немного вспыльчивый и скрытный. Неприступен был во время занятий; беда тому, кто приходил к нему в то время, когда он располагал чем-нибудь заняться. Трудолюбие доходило в нем до такой степени, что беседу считал убитым временем. Лет 60-ти принялся за турецкий язык, но оставил потому, что сперва должно знать разговорный язык, а потом приниматься за письменный. Так по крайней мере он говорил. Любил общество и нередко ночи просиживал за картами, единственно потому, что игра занимала его. Долговременное пребывание за границей отучило его от соблюдения монастырских правил, да и монахом сделался он из видов, а не по призванию" {"Журнал Министерства народного просвещения", 1857, сентябрь, с. 125.}.

Изучением китайского языка и иероглифики в Пекине Иакинф занимался с поразительной энергией, самозабвенно, создав наиболее полный тогда словарь, который собственноручно переписывал четыре раза. Император Карл V как-то сказал, что, изучая новый язык, мы приобретаем и новую душу. Пожалуй, не новую душу, а ключ к проникновению в духовный мир другого народа. В овладении языком и письменностью Иакинф справедливо усматривал наиболее верный способ ознакомления с богатейшими китайскими источниками — книгами и материалами по истории, географии, экономике, социальному устройству, культуре. Он хорошо понимал, что каждый народ имеет свои корни, которые часто уходят в глубь веков. Они нередко создают облик народа, его историческое лицо. Иакинфа все более увлекало стремление познать условия, обстановку, историческую атмосферу, которая настраивается не один век, и лучше понять современную ему жизнь "Поднебесного царства", как назывался тогда Китай.

В Пекине Иакинфом были написаны важнейшие монографии, подготовлены материалы основных его трудов, которые затем увидели свет на родине. Сверх того он привез с собой в Россию в 1821 году уникальное собрание китайских книг весом около четырехсот пудов. В этом обнаруживалось неукротимое существо научной деятельности исследователя, патриотического его служения Отечеству.

Отдавшись всецело научным интересам, Иакинф, по всей видимости, перестал заниматься духовной миссией и монастырскими делами. Тем более что русское правительство, озабоченное событиями 1812 года, предало забвению помощь миссии, что обрекло ее персонал на жалкое существование.

В книге "Китайцы и их цивилизация" И. Коростовец отмечал, что, поглощаемый разнообразными учеными трудами, Иакинф мало обращал внимания на доверенную ему православную паству и на жизнь и времяпрепровождение своих подчиненных, которые предавались бездействию или убивали время не совсем по-монашески — азартными играми и возлияниями Бахусу. Поведение миссионеров привлекло внимание китайского трибунала, который обратился с жалобой к иркутскому губернатору, обвиняя студентов миссии в "лености, пьянстве и распутстве" {Коростовец И. Китайцы и их цивилизация. СПб., 1898.}.

В свете этого иронией представлялась врученная Иакинфу в Иркутске инструкция с наставлениями начальнику миссии и правилами поведения свиты. Они были кратки, но выразительны: "Оным иеромонахам и иеродиакону по имеющимся тамо Российского народа людем отнюдь не ходить и от того их воздерживать, а ежели по необходимости какой быть у кого и случится, то б отнюдь никогда пьяни не были, и от оного всячески воздерживались, наглостей же, ссор, драк, бесчинств и кощунств между собою и ни с кем отнюдь не чинили, и тем нарекания и бесславия Российскому двору и народу не наносили. Когда же случится вытти кому в город, то б по улицам шли чинно и порядочно, от сторонних дел уклонялись и без причины нигде не останавливались".