Леонид Млечин - Брежнев
И развернул веер претензий идеологического характера, опасных для института. Отдел науки ЦК не мог понять, почему слабо изучается американский империализм? Почему институт защищает разрядку, которая провалилась?
Иноземцева обвиняли в том, что институт неглубоко занимается разоблачением империализма. Не разрабатывает теоретическую базу для борьбы с империализмом. А дает абсолютно антипатриотические, антисоветские рекомендации относительно нашей политики вооружений:
– Ваши записки об ослаблении международной напряженности подрывают нашу обороноспособность. Америка вооружается, а мы хотим себя обезоружить…
Почему аппаратчик вел себя так уверенно, беседуя с членом ЦК? Дело в том, что заведующий экономическим сектором отдела науки Михаил Иванович Волков приходился свояком Константину Устиновичу Черненко (они были женаты на сестрах).
Иноземцева невзлюбил Михаил Васильевич Зимянин, секретарь ЦК по идеологии. Сначала у них были неплохие отношения, оба раньше работали в «Правде», были на «ты». Иноземцев поссорился с Зимяниным, когда тот потребовал провести нужных людей в Академию наук:
– Сейчас выборы. Так ты обеспечь, чтобы такой-то прошел в академики.
Но называл такие одиозные имена, что просить за них Иноземцев никак не мог. Он честно ответил Зимянину:
– Я ради тебя проголосую за этого человека. Но за него я не могу просить других.
Зимянин разозлился и стал кричать на него:
– ЦК заставит тебя слушаться и исполнять то, что я тебе говорю!
– ЦК – это не один Зимянин! – отвечал Иноземцев. – Я не позволял на себя на фронте кричать и не позволю сейчас. Не зарывайся!
Встал и ушел.
Так разговаривать с секретарями ЦК никто не решался.
Атаку на Институт мировой экономики и международных отношений организовали по всем правилам, подключили ОБХСС, прокуратуру. Бдительно проверяли хозяйственные дела, выясняли, не злоупотреблял ли директор служебным положением.
А тут КГБ задержал молодых сотрудников института Андрея Фадина и Павла Кудюкина, у которых нашли самиздатовские рукописи. Это был тяжелый удар для Иноземцева.
Умельцы из КГБ стали шить большое дело, обвиняя не только самих арестованных, но и институт в целом. Поймать несколько молодых людей с сомнительными рукописями не велика заслуга, а выявить их связи с заметными учеными, разоблачить подрывное антисоветское гнездо – это значит показать высокий уровень работы.
В мае 1982 года новым председателем КГБ был назначен переведенный с Украины Виталий Васильевич Федорчук, мрачный и недалекий человек, который почти всю жизнь проработал в военной контрразведке. Он сразу проявил себя в борьбе с идеологическими диверсиями. Федорчук доложил в ЦК об «обстановке беспринципности среди сотрудников института».
А ведь КГБ внимательно приглядывал за институтом. Офицеры госбезопасности сидели в ИМЭМО и следили за учеными. По словам академика Александра Яковлева, который после Иноземцева возглавил институт, в штате было примерно пятнадцать действующих сотрудников госбезопасности.
– Соответственно, количество невыездных в институте росло, – вспоминал Яковлев. – Из них было человек тридцать профессоров, наиболее талантливых, знающих…
26 июня 1982 года председатель КГБ Виталий Федорчук докладывал секретарю ЦК Юрию Андропову:
«В ходе следствия по уголовному делу на обвиняемых по статье 70 УК РСФСР Фадина А. В., Кудюкина П. М. и других лиц установлено, что они предпринимали практические шаги по созданию в СССР организованного антисоветского подполья и занимались враждебной деятельностью среди научных работников ИМЭМО АН СССР».
Федорчук докладывал о найденных при обысках сотнях экземпляров различных изданий антисоветского, клеветнического и идеологически вредного содержания:
«Как выяснилось в ходе следствия, Фадин систематически передавал другим сотрудникам института… различную антисоветскую литературу для ознакомления.
Указанные лица, зная об антисоветских настроениях Фадина и Кудюкина, не только не давали отпор их «воззрениям» и преступным действиям, но зачастую соглашались с изложенными в антисоветской литературе концепциями и по существу оказывали им поддержку. В этом плане показательным является заявление Кудюкина на допросе 16 июня с. г., что «такую литературу можно было бы безбоязненно предложить 90 процентам сотрудников ИМЭМО».
Это свидетельствует о том, что становлению на преступный путь Фадина, Кудюкина и других в определенной мере способствовала также обстановка беспринципности и отсутствия должной политической бдительности среди сотрудников Института мировой экономики и международных отношений АН СССР.
По имеющимся оперативным данным, о которых КГБ СССР информировал МГК КПСС, в институте имеют место существенные просчеты в работе кадров, а также в воспитательной работе. Низка трудовая дисциплина и требовательность к сотрудникам со стороны руководства и особенно заведующих отделов и секторов. Имели место нарушения в соблюдении сотрудниками правил работы с иностранцами, чем, как установлено, пользовались Фадин и Кудюкин».
Такое обвинение могло стоить директору института головы. Тем более что в атаку на Иноземцева включился еще и горком. Создали комиссию по проверке деятельности института, ее возглавил первый секретарь МГК КПСС Виктор Васильевич Гришин. Городские партийные чиновники были хуже цековских – провинциальнее, малограмотнее, ортодоксальнее. Они обвинили персонально Иноземцева в том, что в институте не было настоящего идеологического воспитания, поэтому молодежь распространяла самиздат.
В конце июня 1982 года директора Иноземцева и секретаря парткома Шенаева вызвали на Старую площадь, чтобы познакомить их с результатами работы комиссии. Окончательно обсуждался документ в кабинете Гришина, куда пришли Зимянин и другие члены комиссии.
Иноземцев был самолюбивым человеком. Он отдал своему делу жизнь, здоровье положил на алтарь отечества. И после этого обвинить его в том, что он проповедует антигосударственную позицию! Он был уязвлен в самое сердце. Хотел пойти к Брежневу. Но Брежнев болел. Попасть к нему было трудно. Жена его утешала:
– Не мучай себя, обойдется.
Иноземцев пошел к Андропову. Тот выслушал и сказал:
– Николай, подожди. Скоро, я думаю, что-то изменится. Юрий Владимирович был в ту пору вторым человеком в партии. Но палец о палец не ударил, чтобы защитить Иноземцева. Он готовился стать генеральным секретарем, зачем ему было рисковать? Настраивать против себя партийных догматиков…
Иноземцев был человеком с характером, волей и мужеством. Будущий академик вел дневник на войне, утаив его от политработников и особистов (вести дневники на фронте запрещалось). Вот что сержант Иноземцев записал в дневнике, который издали через много лет после его ухода из жизни:
