Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Мы выступили… Те же войска, тот же обоз, потянулись по той же степи. В авангарде генерал Марков. В главных силах – мы. День чудный! На небе ни облачка, солнце яркое, большое. По степи летает теплый, тихий ветер. Здесь степь слегка волнистая. Вот дойти до того гребня – и будет видна Лежанка… Приближаемся к гребню. Все идут, весело разговаривая.
Вдруг, среди говора людей, прокуковала шрапнель и высоко, впереди нас, разорвалась белым облачком. Все смолкли, остановились… Ясно доносилась частая стрельба, заливчато хлопал пулемет… Авангард – встречен огнем. За первой шрапнелью летит вторая, третья, но рвутся высоко и далеко от дороги. Мимо войск рысью пролетел Корнилов с текинцами. Генерал Алексеев проехал вперед.
Мы стоим недалеко от гребня, в ожидании приказаний. Ясно: сейчас бой. Чувствуется приподнятость. Все толпятся, оживленно говорят, на лицах улыбки, отпускаются шутки… Приказ: Корниловский полк пойдет на Лежанку вправо от дороги. Партизанский – влево, в лоб ударит авангард генерала Маркова.
Мы идем цепью по черной пашне. Чуть-чуть зеленеют всходы. Солнце блестит на штыках. Все веселы, радостны – как будто не в бой… Расходились и сходились цепи, и сияло солнце на пути.
Было на смерть в солнечные степи
Весело идти… —
бьется и беспрестанно повторяется у меня в голове. Вдали стучат винтовки, трещат пулеметы, рвутся снаряды. Недалеко от меня идет красивый князь Чичуа, в шинели нараспашку, следит за цепью, командует:
«Не забегайте вы там! Ровнее, господа».
Цепь ровно наступает по зеленеющей пашне… вправо и влево фигуры людей уменьшаются, вдали доходя до черненьких точек. Пиу… пиу… – долетают к нам редкие пули. Мы недалеко от края села… Но вот выстрелы из Лежанки смолкли… Далеко влево пронеслось «Ура!»… «Бегут! бегут!» – пролетело по цепи, и у всех забила радостно-охотничья страсть: бегут! бегут!
Мы уже подошли к навозной плотине, вот оставленные, свежевырытые окопы, валяются винтовки, патронташи, брошенное пулеметное гнездо… Перешли плотину. Остановились на краю села, на зеленой лужайке, около мельницы. Куда-то поскакал подполковник Неженцев. Из-за хат ведут человек 50–60 пестро одетых людей, многие в защитном, без шапок, без поясов, головы и руки у всех опущены. Пленные.
Из Ставропольской губернии мы свернули на Кубань. Кубанские степи не похожи на Донские, нет донского простора, шири, дали. Кубанская степь волнистая, холмистая, с перелесками. Идем степями. Весна близится. Дорога сухая, зеленеет трава, солнце теплое.
Пришли в станицу Плосскую, маленькую, небогатую. Хозяин убогой хаты, где мы остановились, – столяр, иногородний. Вид у него забитый, лицо недоброе, неоткрытое. Интересуется боем в Лежанке. «Здесь слыхать было, как палили… а чевой-то палили-то?» – «Не пропустили они нас, стрелять стали…» По тону видно, что хозяин добровольцам не сочувствует.
Идем из Плосской тихими, мягкими, зелеными степями. В станице Ивановской станичный атаман со стариками встречают Корнилова хлебом-солью, подносят национальный флаг. День праздничный, оживление… Казаки, казачки высыпали на улицы, ходят, шелуша семечки. Казаки – в серых, малиновых, коричневых черкесках. Казачки в красивых разноцветных платках. Нас встречают радушно. Из хат несут молоко, сметану, хлеб, тыквенные семечки.
На площади кучками толпятся войска: пешие, конные. Бравурно разносятся военные песни. В кружках танцуют наурскую лезгинку. Казаки, казачки, угощая кто чем, с любопытством разговаривают с нами. «Ну вот, я говорил вам, что на Кубани будет совсем другое отношение, видите», – говорит кто-то.
На Кубани повеяло традицией старой Руси. Во всех станицах встречают радушно, присоединяются вооруженные казаки.
В станице Веселой остановились отдохнуть. В нашей хате – старый казак с седой бородой, в малиновой черкеске, с кинжалом, газырями. Рядом с ним его жена – пожилая, говорливая казачка. И муж и жена подвыпили. «Россию восстановим! Порядок устроим! Так, братцы, так или нет?!» – кричит оглушительным басом казак, ударяя себя кулаком в грудь.
Из Веселой надо переходить железную дорогу Ростов – Тихорецкая. Железнодорожная линия занята большевиками. Мы должны прорываться – и, чтоб поспеть на раннем рассвете перейти, выступаем в 8 часов вечера. Приказано: не курить, не говорить, двигаться в абсолютной тишине. Момент серьезен. В темноте ночи тянутся темные ряды фигур, сталкиваются, цепляясь винтовками, звеня штыками. Хочется спать. Холодно. Идем…
Черная темнота начинает сереть. С края горизонта чуть лезет бело-синий рассвет. Уже можно разобрать лица. Теперь – недалеко от железной дороги. Остановились. Холод сковывает тело. Люди опускаются на землю. «Господа, кто хочет греться по способу Петра Великого!» – зовет капитан. Встают, плотная куча людей качается, толкается, все лезут в середину.
Впереди ухнули взрывы – это наша конница рвет мосты. Встать! Шагом марш. Идем… Уже вдали виднеются здания, железная дорога и станица – значит, авангард прошел благополучно. Подходим к станице Ново-Леушковской, наша рота заняла станцию. Здесь мы охраняем переправу обоза.
Но через полчаса летит с подъехавшего бронированного поезда и рвется на перроне большевистская граната. Снаряды рвутся кругом станции, бьют по обозу. Видно, как черненькие фигурки повозок поскакали рысью. Но обоз уже переехал, и мы уходим от Леушковской по гладкой дороге меж зелеными всходами. Прорвались.
Разместились в Старо-Леушковской. Принесли в хату соломы. Пристают к хозяйке с ужином. «Да, ей-богу, ничего нема», – отговаривается недовольная хозяйка. Но достали и ужин, нашли и граммофон, захрипевший «Дунайские волны». «Сестры, вальс! Generale! Вальс!» Два офицера закружились по комнате с Таней и Варей.
Стало совсем весенне. Степь изумрудна – на бархате черного фона. Солнце сияет. Ветер ласковый, трепетный. Мы прошли Ирклиевскую – идем на Березанскую. По пути по рядам пошел разговор: «Станица занята большевиками – придется выбивать».
Долетели выстрелы. Авангард столкнулся – будет бой. Остановились. Приказано: обойти станицу – ударить с фланга. Корниловский полк уходит с дороги влево, идет зеленой пашней. Легли за складкой. Трещат винтовки в стороне авангарда.
Встали, двинулись густой цепью. В котловине видна Березанская. Только вышли на гребень, по нас засвистали пули, часто, ожесточенно. Упало несколько раненых, но цепь движется вперед, оставив на месте неподвижно лежащих людей и склонившихся над ними сестер.
Опять залегли. Над головами посвистывают пули. К цепи подходит штабс-капитан Садовень[246]. «Вторая рота, снимите шапки… князь убит». Не все расслышали. «Что? что?» – «Князь убит», – пролетело по цепи. Все сняли шапки, перекрестились. «Господа, кому-нибудь надо сходить к телу князя. Нельзя же бросить», – говорит Садовень. Я встал, пошел вперед по указанному направлению.
На зеленом поле, под голубым небом лежал красивый князь, немного бледный. Левая рука откинута, лицо повернуто вполоборота. Над ним склонилась сестра Дина Дюбуа. «Убит», – говорит она тихо. «Куда?» – «Не могу найти –
