Евгений Харин - Zвуки Времени

Хорошо шли 10 CC, Belle Йpoque, Cerrone, Moroder, Dr.Hook, Rockets, сборники американского диско с "Уткой в дискотеке", "Кун-фу",

"Бразилия" и т. п. Вечер отныне всегда начинался одной и той же сделанной мною "фирменной" фонограммой. Под эффекты с пластинки группы Tubes шло: "Добрый вечер, дорогие друзья! Дискотека "Звуки

Времени" приветствует вас!" Причем, "дискотека" через "э", – так произносили дикторы "Голоса Америки".

Всю осень зал был полон, билеты заказывали заранее. Мы находились в зените славы. Народ собирался еще до нашего появления, сопровождаемого восторженным шепотом: "Звуки идут!" Почти каждую пятницу и субботу нас приглашали на свадьбы. Однажды мне пришлось быть одновременно на двух. В общем, веселили город, и сами оттягивались по полной программе. Появились страстные любители нашего балагана, следовавшие за нами по пятам в странствиях по заведениям культуры и общепита. Их мы сразу узнавали в общей массе.

Например, колоритная фигура, пригодная для борьбы сумо – Лена-Чуча – хулиганы отступали под ее кулаками. На сохранившейся фотографии сделанной ею, мы с Чижом за работой среди аппаратуры на фоне ресторанных бокалов. Только что окончивший школу забавный паренек

Санька, с тем чтобы бесплатно проскочить вход, помогал таскать оборудование. После пары рюмок он заказывал полюбившуюся ему вещь:

"Включи эту!", – имелось в виду Go West! Санька тогда толком не разбирался в названиях.

Моя жена сидела в углу сцены за колонкой и беспрерывно курила. Чиж объяснял любопытным, что это проверяющая из отдела культуры, многие верили. В ее обязанности входило оттаскивать нахальных баб, пытавшихся сесть ко мне на колени. Сам я почти не пил, а вот Чижа иногда приходилось тащить до дома наравне с чемоданами. Большую часть вечера он проводил за чьим-нибудь столом. Вечного "хвостиста" любили и угощали. Он играл роль связующего звена между мной и публикой: знал все местные новости, договаривался о проведении свадеб, при случае сглаживал возникающие конфликты.

С началом зимы появились проблемы. Не исключено, что это была организованная провокация с целью прекращения нашей "антисоветской" деятельности. Сначала милиция поймала на дискотеке пьяных пятнадцатилетних девок подростков. Директору дали нагоняй. Давили на него через администрацию общепита, перед которой он оправдывал необходимость дискотек, привлекающих публику в простые дни. В декабре отключили отопление. Не смотря на электрообогреватели, в зале стоял холод, людей собиралось все меньше, через свободный вход пошли хроники. В такой неуютной атмосфере мне предложили провести вечер для педучилища. Директора в те дни в городе не было. Я предчувствовал неладное и долго отказывался. Но уговорили. Студенток пришло мало, от силы человек тридцать, да, с ними еще преподавательница. И вот в холодном полу пустом зале среди шатающихся алкашей сидели, поеживаясь, субтильные создания, начитавшиеся книжек про чистую любовь и статеек о проведении советских дискотек. Коллективная жалоба была состряпана и отправлена кому надо. Новый год мы еще отпраздновали – рядом в банкетном зале шумел Емеля для своей избранной публики, – а после меня вызвал к себе унылый директор и подал некую бумагу со списками разрешенных и запрещенных для прокручивания иностранных групп. Моих любимых записей ни в той, ни в другой категории не значилось. Кроме этого, не менее 40% времени должны были занимать "песни советских композиторов". С этим дела обстояли особенно плохо, – за все время на дискотеках я только раз включил вещь на русском языке, из фильма

"31 июня", да, на свадьбах крутил иногда народные. Условия совершенно невозможные и унизительные для меня. Дискотекой мы с

Чижом занимались не ради денег, а исключительно для удовольствия, своего и, надеюсь, части нашей публики – молодежи тяготеющей к западной культуре, проводниками которой мы себя ощущали.

С февраля переехали на окраину города в Стуловский дом культуры и провели там несколько вечеров, возможно, самых успешных за период нашей деятельности. Публика доходила до телячьего восторга. Но дирекция из осторожности ограничивала частоту наших выступлений.

После шести вечеров, когда для проведения свадеб потребовалось держать аппаратуру поближе к центру, этот очаг культуры так же заглох.

17. Simply a Love Song.

В сентябре 81 года мы попытались еще раз начать работать в

Промокашке. Лариса сразу заявила: "У тебя плохая дикция, вести буду я!" (В ресторане мне кидали трешки, чтобы я больше говорил.) Я согласился, и мы засели выдумывать сценарий дискотеки. Сочинили нечто ужасное, включая угадайку из нескольких старых советских мелодий начала 70-х.

Лариса отчитала визгливым голоском текстовку и удрала от микрофона по своим делам – в фойе опять дрались. На следующий вечер я привел

Марту. Она сидела на сцене, а пару раз прошлась со мной среди танцующих. Порядок соблюдался, вид милицейской собаки внушал уважение. После третьего вечера мне стало противно видеть Ларису и слушать ее голос, сбивчиво выплевывающий мои заготовки. Мы забрали аппаратуру на очередную свадьбу и больше не вернулись.

Примерно в это время Чижа вызвал к себе на допрос Веселков. Для начала он стал с пристрастием выяснять финансовый источник красивой жизни нашего героя:

– Зачем носишь кожаный плащ? – (среди молодежи, скорее всего как противовес коммунистическому засилью, появилось увлечение фашистскими атрибутами).

– Где взял деньги на джинсы? -…

– А на рестораны каждый день!?

Чиж с друзьями окопались в только что открывшемся ресторанчике

"Уют", где на халяву ели, пили и, не отходя от кухонной плиты, развлекались с поварихами. С нескрываемым торжеством доморощенный любитель психологических экзерсисов, повозившись с ключами, вытащил из сейфа бутылочку с машинным маслом и торжественно поставил ее на стол перед носом ошарашенного Чижа. Дело в том, что не задолго до того тот продал в церковь за сто рублей списанное на работе трансформаторное масло, для употребления его в качестве лампадного.

Церковники, не смотря на их искреннюю лояльность и сотрудничество, считались коммунистами врагами народа. Особенно пресекалась всякая связь молодежи с церковью. Не то что молиться, но даже просто зайти туда на минутку считалось опасным для карьеры. На работе могли узнать и сделать проработку с оргвыводами вплоть до увольнения.

Прежде всего, это касалось членов партии и комсомола, работников школ, детских садов, госслужащих.

В довершении дела чекист отправил свою жертву в сопровождении сотрудника в форме нескончаемыми лестницами и коридорами в какой-то подвал, где у вконец запуганного Чижа сняли отпечатки пальцев.