Валерий Цапков - Шоколадная медаль

- Собака, что ли, сказала?

- Да нет, хозяин ее, но с ее слов. Ну, подняли...

Осторожно чокнувшись, чтобы не было слышно в комнате бодрствующей смены, они звякнули стаканами и выпили, по очереди запивая пузырящимся нарзаном.

В дверь постучали.

- Товарищ старший лейтенант, какой-то полковник из штаба армии...

- Мужики, сидеть, как мыши, - старлей схватил со стола корку хлеба зажевать запах алкоголя.

- На, под язык положишь, - протянул ему маленький серебристый шарик Бабенков. Тот взял, благодарно кивнул головой и выбежал из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

- Что, полковник тоже к бабам?--шепотом спросил Олегов, неверными руками разливая водку по стаканам.

- В штабе армии свой цветник есть. Миша, а тебе не много будет? Мы ведь к женщинам собрались.

- Я, как стеклышко.. - буркнул Олегов. Его уже мутило, день был слишком насыщенным. Он чувствовал, что испытанный способ - два пальца в рот, ничего не даст, алкоголь уже в крови. Бесшабашную веселость сменило чувство досады: он с его финансовыми возможностями должен суетиться ночью, вместо того, чтобы спать спокойно, да еще и опасаться какого-то полковника, который бубнил за дверью:

- Взвод усиления поставьте у задних ворот, и повыше бдительность, сегодня обещают очень неспокойную ночь...

- Так точно, товарищ полковник! - твердо отвечал начальник караула, стараясь своим суровым тоном внушить друзьям за стеной, чтобы те сидели не шелохнувшись.

Найденов чувствовал себя загнанным в ловушку зверем, он тоскливо смотрел, как постепенно расклеивается Олегов, лишь Бабенков чувствовал себя спокойно и уверенно , как видно, подобная ситуация была для него не нова. Однако полковник за дверью продолжал что-то говорить, время шло, забеспокоился и Бабенков. Он обещал своей подруге Лене, что придет с друзьями не позже одиннадцати вечера, а на часах был уже первый час нового дня...

Наконец дверь открылась, и начкар весело сказал:

- Что приуныли? Разливай...

Бабенков вздохнул, эта рюмка была бы уже лишней, и время потеряно, и Мишка что-то ослабел. Однако отношения с начкаром, который заступил на охрану госпиталя на все лето , были ему дороги, это открывало ему доступ в центральный госпиталь днем и ночью, хотя и стоило порой дорого.

Сто метров по темной аллее до милого модуля Олегова уже пришлось вести под руки. По одному они зашли в темный коридор, пахнувший лекарствами и чем-то еще домашним. Офицерский модуль в полку, насколько помнил Найденов, всегда встречал запахом хлорки и неисправного туалета. Нашарив в темноте нужную дверь, Бабенков осторожно постучал.

- Кто? - не сразу послышался за дверью сонный женский голос.

- Я... - негромко ответил Бабенков.

- И я! - некстати встрял Олегов, за что тут же получил болезненный тычок в бок.

- Валите-ка вы, ребята ,дальше, - раздраженно ответили за дверью, - вас здесь уже не ждут.

- Да мы при деньгах!--возник снова Олегов и тут же скрючился от болезненного тычка в живот.

- Не так откровенно, ты не в борделе, - прошипел ему Бабенков. Тут же распахнулась дверь и в сонной тишине коридора звонко раздалась пощечина. Дверь снова захлопнулась.

- Классный удар, - с похвалой отозвался Бабенков, потирая рукой щеку, А ведь это для тебя оплеуха летела, Миша. Ты должен будешь компенсировать мне моральный ущерб, а то любовь мне дорого обходится.

- Я думал, для тебя тут бесплатно, - пробурчал Найденов, пытаясь поставить на ноги Олегова.

- Я не в том смысле. Позавчера я сюда заехал днем на минутку, а Ленка послала на Зеленку баклажанов купить. Меня там комендантский патруль сгреб, баклажаны, конечно, конфисковали, как вещественное доказательство. Кстати, Валерка где-то здесь лечится, может, навестим его?

- Вот с этим подарком?--Найденов тряхнул Олегова.

- Отпадает, а жаль.

Валерка - замполит соседней роты, которого после контузии перевели из дивизионной разведроты в их батальон. Месяц он уже лежал в госпитале, озабоченный проблемой предстоящей свадьбы. Невеста его работала в госпитале, с регистрацией брака в посольстве СССР проблем не было, но была проблема в том, что ему оставалось служить в Кабуле три месяца, а его будущей жене почти год, согласно контракта. Вопрос удалось решить традиционным для Союза способом - забив на боевых действиях нескольких горных козлов и обеспечив кого надо в посольстве свежим мясом. Все желали ему успеха за размашистый характер и искренность. Особенно искренне он ненавидел свою политическую работу. Найденов однажды своими глазами видел, как на политзанятиях, вместо того, чтобы пережевывать постулаты интернационального долга, он посадил роту писать сочинение на заданную тему, по вариантам. Первый вариант писал на тему:'' За что я люблю своего замполита роты'', а второй вариант на более сложную:'' Подчинять свою волю воле командира-единоначальника - нет выше наслаждения для военнослужащего''. Сам же замполит ходил между рядами, приглядывая, чтобы никто не списывал и чтобы все было правильно оформлено с вступительной частью и выводами в конце. Тридцать-сорок человек, составлявшие роту, весело пыхтели, довольные, что им для разнообразия дали поработать мозгами.

Да, к Валерке тоже было поздно.

- Пошли к выходу, - решительно сказал Найденов. Бабенков смиренно кивнул головой, подхватил Олегова с другой стороны. Спотыкаясь, они спустились по деревянным ступенькам лестницы и побрели к высоким стальным воротам в конце аллеи.

- Пока! - махнул рукой начкару Бабенков , и они вышли через калитку на улицу. Обогнув бронетранспортер, подпиравший ночью ворота, они вышли на середину дороги и повели Олегова прямо по осевой линии.

- А если машина?--с беспокойством спросил Найденов.

- Не бойся, мы по главной! - встрепенулся вдруг Олегов и закрутил головой по сторонам, - Так мы к женщинам или куда?

- Или куда, - ответил ему Бабенков.

- Нет, подождите... - уперся было Олегов. Его внимание привлек очередной вопль афганского патруля, посты царандоя стояли на каждом перекрестке:

- Дришь!

- Заткнись, мартышка! - дернулся в сторону постового Олегов, но его крепко держали.

...Что это он в пьяном виде на них бросается, - озадачил себя Найденов. На последних политзанятиях он опять тщетно пытался убедить солдат, что нельзя называть афганцев обезьянами. Впрочем, подспудную ненависть они в основном питали по отношению к солдатам бригады национальной гвардии, ставя им в вину все: и свою службу в Афгане, и бананы в их солдатской столовой, и изобилие невиданных в Союзе товаров, теснившихся в любой самой паршивой лавчонке, несмотря на полыхавшие вокруг Кабула бои и очевидную нищету страны. Это взаимное недружелюбие проявлялось и на более высоком уровне. С афганской стороны - в презрительных улыбочках их офицеров при виде советских десантников в пропыленной вылинявшей форме и с потрескавшимися грязными руками, в сдержанной вежливости по отношению к советским офицерам, продававшим свои сигареты и сгущенку, чтобы купить пачку дефицитных в Союзе презервативов. Возможно, что их сдержанность имела и другую причину подстраховка на случай резкой смены власти. А вдруг кто потом поставит в вину излишнее дружелюбие к русским? С советской стороны недоверие выражалось по крупному счету в боевой задаче батальона - в случае необходимости вытеснить из дворца всех афганцев, кроме одного - Бабрака Кармаля.