Александра Анненская - Франсуа Рабле. Его жизнь и литературная деятельность

После обеда наши путники распрощались с папиманами и в благодарность за их гостеприимство пообещали упросить папу когда-нибудь посетить своих верных почитателей.

Следующие затем главы четвертой книги представляют меньше интереса. Путешественники встречают в одном месте старые слова, замерзшие в воздухе и оттаивающие в их присутствии, и затем посещают остров, где царит Гастер (Gaster — желудок), изобретатель всех искусств и ремесел, властелин суровый, неумолимый, жестокий. Ему повинуются не только люди, но и все твари земные. Описание приносимых ему жертв составляет длинный список скоромных и постных кушаний всех сортов. После этого они проезжают еще несколько островов, скучают во время штиля, болтают, пируют, и книга заканчивается комическими выходками Панурга, над трусостью которого все смеются.

ГЛАВА VIII

Четвертая часть романа Рабле вышла в свет уже после смерти Франциска I и не вся сразу. Пролог и первые главы ее были изданы в 1547 году, а остальные — только спустя пять лет, в 1552 году. Со вступлением на престол Генриха II католическая партия могла действовать беспрепятственно. Сотни семей, заподозренных в еретических мнениях, поспешили спастись бегством в Швейцарию и Германию, свободомыслящие советники старого короля были удалены от двора. Семейство Дю Белле попало в немилость и кардинал Жан принужден был отказаться от всех своих административных должностей. Он оставил Париж и удалился в Рим, надеясь найти защиту от врагов под сенью папского престола. Рабле вскоре последовал туда за ним и года два-три прожил в Италии. Единственное литературное произведение, дошедшее до нас из этого периода его жизни, — это «La Sciomachie», подробное описание турнира и праздников, данных кардиналом Дю Белле в честь рождения второго сына короля Генриха.

Между тем во Франции роман Рабле вызвал бури негодования. Один монах, Пью-Гербе, издал диалог, в котором доказывал страшный вред, происходящий от распространения дурных книг, и в числе этих книг одно из первых мест отводил «Пантагрюэлю». Он упрекал автора в безбожии, в богохульстве, в глумлении и над святынями веры, и над почтенными людьми; выставлял его пьяницей, обжорой, циником, человеком вполне безнравственным и удивлялся, как мог он найти поддержку у такого сановника церкви, как кардинал парижский. «Хорошо, если он и его пантагрюэлизм скрываются в Женеве или если он совсем исчез со света! — восклицал озлобленный критик. — Мы слышали, что при вступлении на престол нынешнего государя он бежал в Рим за толпой отставленных и изгнанных кардиналов».

К счастью для Рабле, не все духовные лица Франции разделяли мнения свирепого монаха. Несмотря на господство католической реакции и на ожесточение, с каким преследовались еретики, многие из сановников церкви втайне склонялись и к протестантизму, и к свободомыслию, многие зачитывались романом Рабле и от души хохотали над скоромными шутками Панурга и брата Жана. Один из членов всесильной в то время фамилии Гизов, кардинал Гиз, вел постоянную переписку с Рабле, другой, кардинал Оде, епископ-граф Бове, племянник Монморанси, давно знал его и покровительствовал ему.

Благодаря этим могущественным защитникам Рабле мог безопасно вернуться во Францию в 1550 году. Мало того: герцог и герцогиня Гиз предложили ему место священника в своем поместье Медоне, а кардинал Оде выхлопотал ему от нового короля такую же привилегию на издание и продажу его книг, какую он имел уже от короля покойного. «От нашего любезного Франсуа Рабле, доктора медицины, было нам заявлено, — говорится в этой привилегии, — что он в прежнее время напечатал несколько книг греческих, латинских и французских, а также несколько томов „Геройских подвигов Пантагрюэля“, книг поучительных и приятных; типографщики же изменили, исказили, испортили эти книги во многих местах и напечатали под именем просителя многие другие скандальные книги к его великой досаде, ущербу и бесславию»; на основании всего этого запрещалось в течение 10 лет кому бы то ни было перепечатывать или издавать без разрешения Рабле его произведения, ему же предоставлялось право исправить и вновь издать свои старые книги, а также выпустить в свет продолжение «Геройских подвигов Пантагрюэля».

Пользуясь этим разрешением, Рабле стал готовить к печати последние главы четвертой книги своего романа. Он жил в это время в Медоне и, по-видимому, серьезно относился к своим священническим обязанностям. По крайней мере, местное предание сохранило рассказы о том, что он учил детей грамоте и Катехизису, посещал больных и бедных, говорил по воскресеньям проповеди, на которые съезжались слушатели из Парижа, что он устраивал на лугу перед своим домом игры и танцы для местной молодежи.

В начале 1552 года вышла в свет вся четвертая книга «Пантагрюэля» целиком, с привилегией короля и посвящением кардиналу Оде. Несмотря на эту привилегию и это посвящение богословский факультет наложил свою цензуру на «вредную книгу», продаваемую под заглавием «IV книга Пантагрюэля», а парижский парламент потребовал к себе на суд книгопродавца и под угрозой телесного наказания запретил ему в течение двух недель продавать эту книгу; между тем королевский прокурор должен был сообщить королю постановление факультета и представить все дело на его благоусмотрение. Покровителям Рабле еще раз удалось спасти его, как и его произведение. Генрих II разрешил беспрепятственную продажу книги, но чтобы несколько смягчить ярость своих противников, Рабле пришлось отказаться от обоих своих приходов.

Он провел последний год жизни в Париже, где и скончался в 1553 году. О его смерти ходят разные легендарные рассказы, в которых он представляется шутником, вечно смеющимся остряком, которого даже близость могилы не могла сделать серьезным…

После смерти Рабле осталось продолжение его романа, написанное вчерне; несколько вполне отделанных глав, несколько набросков и вариантов одного и того же текста. Через девять лет нашелся издатель, который из этих черновиков составил «Пятую и последнюю книгу подвигов доброго Пантагрюэля, сочинение Франсуа Рабле». Принадлежит ли вся эта книга перу Рабле или многие частности ее следует приписать самодеятельности издателя — решить трудно. В некоторых главах заметно повторение старых острот и длинноты, которые сам Рабле, вероятно, не допустил бы, если бы окончательная редакция принадлежала ему. Некоторые выходки отзываются кальвинизмом, который, в сущности, был противен Рабле не менее, чем папизм. Но в главных чертах это несомненно произведение того же остроумного автора, который создал Пикрошоля, судью Бридуа и Гоминеца.