Гадис Гаджиев - Конституция дагестанца

– Почему бы и ей не потягаться с нашими скакунами?

– Давай скачи вместе с нами, а то некому будет подбирать за нами подковы.

В ответ на все эти насмешки балхарец молча стал сгружать со своей лошади горшки, кувшины и плошки. Спокойно он сложил товар в одну кучу, спокойно сел верхом на коня и занял место в ряду джигитов.

Кони у джигитов рыли копытами землю, вставали на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами, тогда как лошадь балхарца дремала, понурив голову.

И вот начались скачки. Как вихрь, понеслись горячие кони. Поднялось облако пыли, и в этом-то облаке, в самом хвосте его, побежала и лошаденка балхарца. Закончился один круг скачек, потом другой, третий. Всем было заметно, как устают кони, на них появилась испарина, потом на них появилась пена, она хлопьями падала в горячую пыль. Ноги у скакунов как будто все больше немели, быстрота замедлялась. Как ни хлестали своих коней джигиты, как ни били их в бока задниками сапог, ничто не могло заставить коней скакать быстрее. И только кляча балхарца скакала, как прежде, – не тише и не шибче. Она сначала догнала задних, потом сровнялась с передними, а потом на последнем, десятом, круге обошла и передних. На понурую шею балхарской клячи пришлось повязывать гордый призовой платок. Балхарец спокойно подвел свою лошадь к горшкам, погрузил их и поехал дальше.

Ироничный юмор Расула Гамзатова продолжает традицию остроумной прозы его отца – Гамзата Цадасы. Вот письмо Гамзата о его впечатлениях от посещения Москвы. Трудно определить, где тут вымысел, а где – реальность, где – ирония, а где – серьезный разговор:

«Похоже на то, что здесь, в Москве, не разводят огня в очагах, чтобы приготовить пищу, ибо я не вижу женщин, которые лепили бы кизяк на стены своих жилищ, не вижу над крышами дыма, похожего на большую папаху Абуталиба. Не вижу я и катков для укатывания кровель. Не вижу, чтобы москвичи сушили сено на крышах. Но если они не сушат сена, то чем же кормят своих коров? Не увидел я ни одной женщины, бредущей с вязанкой хвороста или травы. Не услышал я ни разу пения зурны или удара в бубен. Можно подумать, что юноши здесь не женятся и не играют свадеб. Сколько я ни ходил по улицам этого странного города, ни разу не увидел ни одного барана. Но спрашивается: что же режут москвичи, когда порог переступит гость? Чем же, если не зарезанным бараном, отмечают они приход кунака? Нет, я не завидую этой жизни. Я хочу жить в своем ауле Цада, где можно вволю поесть хинкалов, сказав жене, чтобы она побольше положила в них чесноку…».

Гамзат, дающий совет Расулу, почти на каждой странице «Моего Дагестана». Это его наставления, его жизненная мудрость стали основой творческого образа, стиля поэта.

Я часто видел Расула Гамзатова в 70-е годы в летние месяцы в Ачи-Су, на правительственной даче, где мы жили, повторяюсь, по соседству. Все знали, что с утра народный поэт работает. Где-то в 10–11 часов он выходил из дома, в рубашке поверх брюк, и шел на море. Купался и загорал он недолго. Сейчас, когда перед моими глазами образ поэта, я вспомнил известную его шутку, которую рассказал бывший министр культуры Дагестана Абдулатип Гаджиев. Это было на Кубе, при встрече с Фиделем Кастро. Подтянутый Фидель сказал что-то советскому послу, показав глазами на живот Расула. Тот заметил и спросил посла, что было сказано Фиделем. Посол перевел слова лидера кубинской революции. Расул в долгу не остался! Он попросил посла перевести и сказал: «Дорогой Фидель, когда произошла наша российская революция, ее лидеры тоже были тощими, как ты сейчас!».

Самое интересное из моих воспоминаний того периода – это общение великого поэта, знаменитого дагестанца, всегда находящегося в гуще именитых людей, с людьми простыми.

Так, садовником на даче работал дядя Петя. Я не помню его отчества и фамилии. Он приходил рано утром с железнодорожной станции Ачи-Су, где был его маленький дом и где, кстати, родился Председатель Госплана СССР, заместитель Председателя Совета Министров СССР Николай Константинович Байбаков. Дядя Петя был исключительно трудолюбивым, скромным тружеником. Весь день под палящим летним солнцем он с оголенным торсом появлялся то в одной части правительственной зоны отдыха, то в другой, почти не присаживаясь. Только Расул Гамзатович останавливал эту непрерывную деятельность. Он обычно подходил к дяде Пете и начинал беседу. Самое поразительное, что беседа проходила, что называется, на равных! Нет, я, к сожалению, не помню, о чем были эти беседы, не хочу выдумывать. Но я точно помню, как один раз дядя Петя пригласил Расула Гамзатовича в магазин в здании пансионата, где продавщицей работала очень невзрачная и даже некрасивая Наташа. Помню только, как поэт обращался к Наташе, используя знаменитые пушкинские строки: «Наташа! Голубка дряхлая моя!».

Шофером у отца работал молодой парень по имени Гамид. Он был простым, даже наивным человеком, очень улыбчивым и добрым. Что такое «держать дистанцию», соблюдать возрастную иерархию, он не представлял. Как-то раз мы сидели с ним в будничный день на скамейке, у входа в пансионат. Вышел народный поэт. Гамид подошел к нему и несколько развязно спросил:

– Расул Гамзатович! Какими новыми стихотворениями Вы нас порадуете?

На что получил ответ:

– А что ты из старых читал?

Стихи и шутки Расула помнят не только в Дагестане. Недавно я был на дне рождения председателя Уставного суда Санкт-Петербурга. Случайно зашел разговор о Гамзатове. Сидящий слева от меня генерал-полковник МВД, бывший руководитель ленинградской и петербургской милиции, встает и начинает читать наизусть «Берегите друзей»

Затем неожиданно, как бы приняв вызов, встал судья городского суда Санкт-Петербурга, мужчина средних лет, и продекламировал:

В горах джигиты ссорились, бывало,Но женщина спешила к ним и вдругПлаток мужчинам под ноги бросала,И падало оружие из рук.

О, женщины, пока в смертельной злостиНе подняли мечей материки,Мужчинам под ноги скорее бросьтеСвои в слезах намокшие платки.

А вот история, впервые рассказанная мне Маратом Викторовичем Баглаем, бывшим Председателем Конституционного Суда России. В 70-е годы он был членом Президиума Всесоюзного общества дружбы с народами Азии и Африки. Заседания президиума проходили в Москве, на пр. Мира. Работники аппарата разносят бланки телеграмм и спрашивают, не хочет ли кто-либо послать телеграмму. Большинство сидящих в президиуме отказываются, и только Расул Гамзатов, как всегда, поступает нестандартно. Он берет бланк и выводит на нем свое послание: «Дорогая Патимат! Сижу в президиуме, а счастья нет!».