Юрий Шахбазян - Амбарцумян

— Не стесняйтесь, приходите ко мне! Если нужно будет, я вам помогу.

Только при этих словах Амазасп открыл тайну своего визита и рассказал об инциденте у ректора.

— Так, значит, ректор столь грубо отклонил вашу просьбу? Ладно! Завтра утром приходите в университет. Я там буду.

Утром следующего дня, в назначенный час, Амазасп был в университете. Секретарь сообщил ему, что ректор занят и что у него находится профессор Марр. Пришлось ждать более часа. Наконец дверь открылась, и с улыбкой на лице вышел Н. Я. Марр. Он подошёл к Амазаспу, пожал ему руку и поздравил с принятием в университет. Так, благодаря энергичному содействию Н. Я. Марра, Амазасп стал студентом Петербургского университета. Нужно ли говорить, что своим дальнейшим научным образованием он считал себя обязанным этому благородному человеку.

В первых числах января 1904 года Амазасп стал ходить в университет и регулярно посещать лекции виднейших его профессоров. Нет сомнений, что Петербургский университет в то время занимал одну из первых позиций в мировом масштабе.

Такие науки, как история, филология, психология, логика, философия, юриспруденция, политическая экономия, биология, физика и математика, были представлены светилами и именами мирового значения. 1903–1905 годы могли бы быть охарактеризованы, как эпоха наивысшего подъёма научно-философской мысли в этом университете и высшего для тех времён расцвета теоретических знаний.

Мировое положение Петербургского университета основывалось на факте работы в нём выдающихся научных сил. Бодуэн де Куртенэ, Боргман, Гольстрем, Гоби, Гессен, Гримм, Дьяконов, Зелинский, Введенский, Жуковский, Кауфман, Марков, Марр, Платонов, Кареев, М. Ковалевский, Дювернуа, Лапо-Данилевский, Лосский, Хвольсон, Туган-Барановский, Шимкевич и другие выдающиеся учёные крупного масштаба читали здесь курсы наук. Представительство философских дисциплин, их общественно-сравнительная важность соответствовали существу господствовавшего мировоззрения эпохи. Приоритет в области познания, как считал Амазасп Асатурович, справедливо принадлежал общественно-гуманитарным наукам в их совокупности. В университете совершенно правильно господствовало воззрение, что основным и существенным хребтом познания служат науки, изучающие общество, человека и его психологию. А что касается наук физико-математических, биологических и т. д., то признавалось аксиомой, что в нисходящей линии градаций значимости первое место после гуманитарных наук занимает философия, а за ней идут науки биологические, и лишь после них шагал «караван» физико-математической мысли. Такой сравнительной оценки научных дисциплин придерживался Амазасп Асатурович и спустя 50 лет. В самом деле, прежде чем приступить к изучению явлений физической природы, необходимо знание человека, его природы, его психологии, его действительной истории, необходимо точное знание того мыслительного аппарата, тех психопознавательных сил, которые лежат в основе всякой науки и всякого познания. Обратное же положение ведёт к уродливому сочетанию знаний, при котором пытливый ум человека уже начинает разбирать сущность галактических миров, звёздных систем и их происхождения, не зная ничего о своей сущности, не будучи в состоянии разобраться в сущности того «гениального аппарата» мышления и психически-координированных сил, которыми достигается всякое познание, в том числе и познание галактических миров.

В результате подобной расстановки сил в самом механизме управления делами университета, в самом «ареопаге» учёной коллегии доминировали представители гуманитарных наук. С этой точки зрения никто и ничего не могло противостоять авторитету тех крупных учёных, которые главенствовали в гуманитарно-психологических науках.

Почти в соответствии с этой сравнительной оценкой значения наук Амазаспом была выбрана специализация — юридическое и историко-филологическое направление при условии, что в официальный круг преподавания последних входило и языкознание.

Амазасп Асатурович писал: «Я всегда непоколебимо пребывал в той уверенности, что величайшим двигателем в направлении совершенствования ориентации в мире явлений в человеческом развитии служил язык, своим происхождением связанный с развитием функций психофизиологической системы. Язык сыграл величайшую роль на путях расхождения человеческого развития от развития дарвинистического мира и положил начало действию в жизни гомо сапиенса — закона дивергенции (расхождения признаков). Вторым, по своему глубокому общественному значению, фактором развития общественно-человеческой жизни и непрерывно-организующей силой её движения вперёд служило и служит психическое начало, могущественно воздействующее на общественное движение человека по пути прогресса, которое называется правом вместе со своим "младшим братом" — нравственностью. Это психическое начало также является специальной функцией психофизиологической системы человека, ведущей его к всё более и более усиливающемуся приспособлению к условиям общественного бытия».

Необходимость изучения юридических и историко-филологических наук была продиктована именно этими принципиальными соображениями.

Когда Амазасп в первый раз вошёл в университет и, поднявшись на второй этаж, прошёл по длинному коридору, по одну сторону которого расположены его славные аудитории, то был подавлен гигантским впечатлением. Этот знаменитый, мощно протянутый на расстояние почти полукилометра коридор символизировал духовный путь, пройденный университетом. Расставленные в нём по стене и чинно стоявшие у дверей, ведущих в аудитории, большие, двухъярусные шкафы, полные старинных книг, бросались в глаза, как свидетели славного творческого пути. Думал ли Амазасп Асатурович, когда он впервые прошёл по знаменитому университетскому коридору, что спустя сто лет среди портретов великих учёных, украшающих коридор, будет и портрет его сына, Виктора Амазасповича Амбарцумяна?

Как он писал впоследствии: «Шествуя по этому коридору, нельзя было оторваться от подавляющего чувства, что ты находишься во владениях человеческого духа, идущего к завоеванию всего мира. Да и теперь, по прошествии целого столетия, этот дух Петербургского университета овладевает мною, когда изредка, находясь в Ленинграде, я прохожу мимо университета. А когда я слышу разговоры о великолепных зданиях, выстроенных для других университетов, у меня в голове шевелится мысль, что никакие грандиозные и великолепные сооружения не могут воспроизвести того духа, который властно царит в стенах нынешнего Ленинградского университета».