Андрей Ковалевский - Нынче у нас передышка

В лунные ночи тоже, наверное, прекрасно было любоваться отсюда, когда луна прокладывает серебрящуюся дорогу по морю, а лежащий внизу городок и пароходы в гавани переговариваются разноцветными огоньками. Может быть, к тому же доносилась музыка из какого-нибудь парка. Около дома маленький фруктовый садик и виноградник. Это уцелело. Нахожу пару груш на деревьях и несколько кистей замечательного винограда. Хочется думать, что жизнь здесь была спокойна и приносила людям радость. Когда-то это теперь будет восстановлено?

Да и не для всех уже это восстановится. Все нарушено физически и морально.

Я со своими ребятами расположился в хорошо меблированной комнатке одного домика с пробитой снарядом крышей. Надолго ли? Этого мы никогда не знаем. Поэтому многие люди не хотят палец о палец ударить, чтобы получше обставить свое существование. Дескать, может, сейчас дальше поедем?

Я же всегда придерживаюсь другого принципа: "Хоть час, да мой". Иногда я, и верно, как будто проигрываю на этом, ибо частенько бывает так: только устроишься получше, а тут приказ ехать дальше, значит, бросай все — и пошел. Но я и это не считаю проигрышем, ибо люблю даже самую эту созидательную процедуру устраивания, да и делов-то всего, если дружно приняться, 3–4 часа.

Ну, а уеду — какой-нибудь другой солдат воспользуется моим трудолюбием и, может быть, помянет добрым словом неизвестного ему предшественника. Итак, я даю соответствующую команду своим ребятам, — и работа кипит. Через пару часов уже все готово: пол чисто выметен, негодная мебель заменена хорошей, на стенах развешаны картины, замаскированы окна, оборудовано освещение, одежда наша повешена в гардероб, оружие развешано на стене. Масса книг уложена на этажерке, стол застлан чистой бумагой. Все в порядке. Только снаряды разрываются иногда довольно близко, да черт с ними, к этому обстоятельству уже давно привыкли, — авось в нашу хату не попадет.

Отдыхаю душой и телом: играю с дружком на гитаре и мандолине, читаю хорошие книжечки, отдыхаю на мягкой постели — в общем, шик! Что еще нужно?..

На следующий день была опять прекрасная погода. Я вновь любовался морем и окружающими горами. Долго наблюдал, как небольшой тральщик очищал бухту от вражеских мин. Ходит он по спокойной синей бухте, а через равные промежутки времени раздаются глухие, сотрясающие даже землю, взрывы, и за кормой тральщика поднимаются ввысь огромные столбы воды, образующиеся от взрывов мин в глубине. Все же в этот день первый наш корабль, зашедший в бухту, налетел на мину и подорвался, но не совсем, а просто осел кормой в воду и накренился набок, и так и остался на воде. В море тоже стали появляться наши суда, большие и маленькие. В отдалении от берега в сторону неприятеля прошло несколько наших военных кораблей.

У станицы Раевской

В Новороссийске я пробыл дня три, занимаясь необходимыми работами на наших подбитых машинах, а затем, оставив своих ребят и взяв с собой самый необходимый инструмент, я с попутной нашей машиной выехал искать свои самоходки. К ночи разыскал свой штаб, где я узнал примерное местонахождение наших боевых машин, и затем с машиной, везшей продукты нашим боевым расчетам, выехал на розыски. Найти наши машины зачастую бывало нелегко, так и в этот раз, проездив часа три, так и не обнаружили их. Тогда я с одним товарищем отправился на розыски пешком. Ходили мы с ним довольно долго, в темноте, рискуя напороться на мины, и в конце концов попали в нейтральную зону, а в ней — под перекрестный огонь своих и вражеских пулеметов. Нам хорошо это было видно, так как пули трассирующие. Машины все же нашли уже часа в три утра. Недалеко была окраина станицы Раевской, где горело несколько хат, а в общем, было довольно тихо, стрельба почти совсем прекратилась. Под утро стало известно, что неприятель бросил станицу и отступает. Наши машины получили приказ о преследовании. Я вскочил в одну из них, и мы помчались к станице. Тут и другие рода войск, главным образом артиллерия и минометы, стали сниматься со своих огневых позиций, выбираться на дорогу, и вскоре сплошной поток из автомашин, пушек, минометов, конных упряжек и прочего устремился вдогонку.

В станицу въехали рано утром. Немцы ушли всего несколько часов назад. Население выбегает к нам навстречу. Это старики, женщины, девушки, дети. Они приветствуют нас с неподдельной радостью. Если кто из военных остановится, он сейчас же попадает в окружение гражданских. Они шутят с ним, забрасывают его вопросами, смеются, стараются сами, перебивая друг друга, рассказать ему что-то. Некоторые плачут от возбуждения и радости. Одна девочка подбежала ко мне и, прикоснувшись рукой к моей пилотке, радостно закричала: "Звездочка, звездочка!" Мы на пять минут останавливаемся в станице, чтобы заправить водой себя и машины. Женщины спешно несут на коромыслах полные ведра колодезной воды — это для нас. Кто имел время, мог зайти в хату в гости. Там для него вытащат из укромного местечка вино и будут угощать, но нам некогда. На этой остановке мне сообщили, что на одной из машин неисправна пушка. Я срочно принялся за работу, но не успел закончить, как пришел приказ ехать дальше. Мне пришлось продолжать работу на марше.

Нашу самоходку попытался обогнать «студебеккер» с пушкой на прицепе, но мы не любим, чтобы нас обгоняли, и получилось так, что пушка попала под нашу гусеницу и разлетелась к чертовой матери. Ну, погрозили друг другу кулаками — на том и расстались. В такие моменты некогда разбираться, кто прав, кто виноват: если и людей подавят, то даже не остановятся.

Невдалеке за станицей, километрах в пяти от нее, наступающий поток вновь разъехался вправо и влево от дороги и начал занимать боевые позиции, так как вдали показался неприятель. Наши самоходки вместе с пехотой и небольшим количеством легких полевых пушек прошли вперед и заняли плоскую возвышенность, господствующую над местностью. Впереди была низменность, лощина, а за ней вновь возвышенность, на гребень которой немцы затащили свои пушки и пулеметы и открыли по нам огонь, чтобы прикрыть отступление своих войск, еще не выбравшихся из лощины. Только что я закончил свою работу, как нам приказали открыть огонь. Нам очень хорошо было видно, как по противоположному склону, поднимавшемуся над лощиной, отступала вражеская пехота, шли их машины. Мы открыли огонь прямой наводкой, и было хорошо видно, что снаряды рвутся прямо среди вражеской пехоты.

Та пушка, которую я только что починил, выпустила подряд около 60 снарядов, то есть весь свой боекомплект, но тут подлетела наша полуторка со снарядами, и мы начали подавать снаряды прямо с машины в ствол пушки, успевая только слегка обтереть снаряд и свинтить колпачок со взрывателя. Таким образом, мы, не сходя с места, выпустили около 130 снарядов. Это, пожалуй, небывалый случай в практике самоходной артиллерии. Нам положено, сделав десяток выстрелов, немедленно менять позицию, чтобы не быть накрытым огнем вражеской артиллерии.