Дмитрий Быков - Статьи из еженедельника «Профиль»

Он собирался бороться не только против смутьянов, но и против неполадок государственной машины, которые, как предсказывал отчим Пихно, могут в конце концов погубить монархию. В конце 1906-го начинающий политик стал одним из немногих правых, избранных в Думу. Первая же его речь произвела впечатление. Нет, он не ругался и не бросался на оппонентов с кулаками, как яростный клоун Пуришкевич, прообраз нынешнего Жириновского. Неистовый бессарабец как раз был антиподом Шульгина, невзирая на известное смыкание взглядов и даже внешнее сходство: оба рано облысевшие, крепкие… В отличие от Пуришкевича, Шульгин говорил негромко и вежливо, с убийственным презрением обличая защитников революции. «Скажите откровенно, господа, — обращался он к левой половине зала, — нет ли у кого из вас бомбы за пазухой?» Левые депутаты благоразумно промолчали, а Шульгин стал новой парламентской звездой.

Он обладал не только импозантной внешностью — высокий, стройный, с длинными холеными усами, но и незаурядным актерским дарованием. Его фразы становились пословицами. Например, такая: «Революция в России труслива, и потому я ее презираю».

Но эволюция монархиста шла не по дням, а по часам. В начале Первой мировой Шульгин снова пошел на фронт добровольцем и вскоре был демобилизован после ранения — как любили напоминать остряки, в голову. Чем же еще, кроме контузии, можно было объяснить то, что депутат покинул фракцию националистов и вступил в союз с кадетами, которых прежде считал необходимым «перевоспитывать в Сибири»?! Созданный ими Прогрессивный блок стал штабом заговора против монархии.

В ноябре 1916-го новым его лозунгом становится «Монархия без Николая» — никто, по мнению Шульгина, не делал для победы революции столько, сколько последний русский царь…

Тем не менее Февральская революция застала его врасплох. «Зверь вырвался из клетки!» — восклицал он при виде пьяных и расхристанных «солдат революции» и публично жалел, что под рукой у него нет пулемета. Однако послушно сыграл отведенную ему роль — поехал на станцию Дно и добился отречения Николая II от власти.

С корабля на свадьбу

Вернувшись в Киев, Шульгин вновь занялся журналистикой. Его «Киевлянин» отчаянно разносил сначала Временное правительство, потом большевиков. В январе 1918-го, когда красные заняли Киев, Шульгин был арестован, но вскоре освобожден. По его собственной версии, к спасению приложил руку секретарь горкома Юрий Пятаков, которого Пихно в свое время спас от каторги.

Скорее всего, большевики поняли, что вреда от живого Шульгина им не будет, а вот польза очень даже возможна. И действительно — борясь против украинских националистов, редактор «Киевлянина» вбил клин между ними и белогвардейцами. Объединись Петлюра с белой армией, большевикам бы на Украине не устоять нипочем.

С приходом Петлюры Шульгин едва успел покинуть город. Меньше повезло его старшему сыну Василию: озверевшие петлюровцы растерзали его. Позже пропал без вести второй сын, Вениамин, поручик Добровольческой армии. Младшего, Дмитрия, эмигрантская судьба забросила в США — он надолго исчез из поля зрения отца, и к его судьбе мы еще вернемся. В суматохе бегства потерялась и супруга, Екатерина.

Бежав на Дон, Шульгин стал министром национальностей в правительстве генерала Деникина. Белому движению он, скорее, мешал, чем помогал, поскольку требовал всемерного соблюдения законности и уважения прав гражданского населения. С отступающими белыми он попал в Крым, а потом и в Константинополь. На набитом битком пароходе он познакомился с генеральской дочерью Машей, вдвое моложе его. Очаровывать женщин он вообще умел — галантен, обходителен, остроумен… Несмотря на разницу в возрасте и на обстановку переполненного парохода, между ними вспыхнул роман, который продолжился за границей. Совсем некстати обнаружилась прежняя супруга, но Василий Витальевич быстро добился ее согласия на развод.

«Рыцарь черной сотни»

В отличие от многих русских в эмиграции, Шульгин не бедствовал — случившееся в Польше родовое имение приносило кое-какой доход. К тому же у бывшего депутата проснулся не только публицистический, но и литературный дар — его мемуары широко расходились среди эмигрантов и попадали даже в Советскую Россию. Там к Шульгину относились хоть и отрицательно, но не без уважения. Даже выпускали про него книжки, именуя «рыцарем черной сотни». Видимо, за рыцарство его и избрали объектом чекистской провокации — заманили в Россию по приглашению подставной организации «Трест».

В Москве и Ленинграде Шульгина плотно «пасли», показывая ему лишь то, что нужно было показать. Впрочем, главное он увидел. В итоге по возвращении он написал книгу «Три столицы», где доказывал: большевизм — осознанный и неизбежный выбор России. Одни эмигранты, прочтя книжку, ругались на чем свет стоит. Другие же паковали чемоданы и собирались в Россию. Хотя им стоило задуматься: почему Шульгина выпустили обратно? Ведь с подлинными контрреволюционерами, которых удалось заманить в СССР, власти не церемонились.

Когда истинная роль «Треста» раскрылась, очарованный им «рыцарь» испытал ярость, смешанную со стыдом. Он отошел от политики и почти прекратил общение с эмигрантами — правда, многие и сами не желали общаться с тем, кого считали предателем. Словно оправдываясь, он писал: «Что произошло бы, если бы я остался в Советском Союзе? Тогда бы я разделил судьбу миллионов несчастных русских людей, ставших рабами Сталина… Я не герой и не мудрец. Я уехал потому, что мне было не по плечу это героическое унижение».

Шульгин все больше путался в современной политике. На какое-то время примкнул к Гитлеру, считая его единственным спасителем Европы от большевизма. Однако то, что он увидел после оккупации Югославии немцами, быстро избавило его от иллюзий. В отличие от многих эмигрантов, Шульгин не стал ни бороться с немцами, ни служить им. Последнее спасло его от виселицы, но не от тюрьмы. В 1944-м явившиеся в освобожденные Сремски-Карловцы агенты Смерша начали по спискам арестовывать живших там русских. В их числе оказался и Шульгин. 66-летнего старика доставили в Москву и приговорили к 25 годам тюрьмы за антисоветскую деятельность.

«Я злой колдун»

Его невероятно крепкий организм выдержал все невзгоды. В 1956-м, на волне хрущевской оттепели, Шульгина выпустили и позволили поселиться во Владимире вместе с женой, которую привезли из ссылки. Наконец-то после всех житейских бурь они обрели подобие тихого семейного счастья — разумеется, под недреманным оком КГБ. Все написанное Шульгиным оседало в чекистских архивах, включая книгу, в которой бывший антисоветчик хвалил Ленина и коммунизм. И не из страха — он искренне считал, что Ленин спас Россию, вновь собрав ее после периода смуты. Позже он говорил: «Я считаю своим долгом засвидетельствовать, что Ленин стал святыней для миллионов».