А. Вязигин - Григорий VII. Его жизнь и общественная деятельность

Однако германский король не терял времени: он быстрыми шагами шел к усилению и закреплению своей власти; ему удалось собрать против мятежных саксонцев силы всей Германии, раздраженной их святотатствами и нарушением покоя усопших. В кровавой битве при Гогенбурге (летом 1075 года) саксонцы потерпели жестокое поражение и вскоре принуждены были сдаться на милость победителя. Смирив мятежников, Генрих начал думать об императорской короне и старался поэтому поддерживать добрые отношения с папой, противодействуя симонии и брачной жизни духовенства. Но немецкие епископы, призванные, как известно, на римский собор для суда, не исполнили приказания папы и старались посеять недоверие между ним и Генрихом. Старания эти привели к тому, что Григорий запретил светскую инвеституру и отлучил ближайших советников германского короля. Несмотря на запрещение, Генрих без ведома папы назначил нескольких епископов и аббатов и удержал отлученных при себе. Уже это вызвало охлаждение; но до явного разрыва все-таки было бы далеко, если бы Григорий не вмешался в то, что Генрих считал своим правом. Король хотел лишить санов крамольных саксонских епископов и обратился за помощью к папе. Григорий отвечал, что рассудит предварительно, какая из сторон права, и той окажет свое содействие.

Еще большее значение возымел ход итальянских событий: в Милане граждане положили конец патарии, вождь которой Эрлембальд пал со знаменем св. Петра в руке; его сторонники частью были перебиты, частью изувечены, частью изгнаны. Тогда же всколыхнулась и Ломбардия со своими епископами, которых Григорий чересчур часто поражал отлучениями: они утратили совершенно всякую боязнь перед этим наказанием. Во главе их стоял известный Виберт, отрешенный папой за несочувствие походу на Восток и противодействие увеличению папских владений за счет соседних епископов. Даже в Риме противники папы подняли голову, и виновником этого был сам Григорий. Он потребовал от римского духовенства строгого соблюдения своих постановлений о симонии и браках священников. Многие лишились своих мест. Это рассердило и римскую знать, имевшую обыкновение выдавать своих дочерей за священнослужителей. Далее, папа обуздал алчность кардиналов, начинавших совершать богослужение еще ночью для увеличения доходов, удалил из храма св. Петра ютившийся там сброд, обративший святыню в разбойничий вертеп. Все эти вполне справедливые распоряжения возбудили в сердцах многих римлян стремление положить предел замыслам неутомимого папы. Недовольные нашли себе предводителя в лице могущественного и уже известного Ценция. Он занимал крепкую башню у моста через Тибр и за проход брал деньги. Это самовольство побудило Григория принять свои меры: башня была разрушена. Ценций не унялся: воспользовавшись болезнью Григория, он подделал в свою пользу завещание одного своего родственника, отдавшего имущество римской церкви. Папа выздоровел, раскрыл преступление и подверг виновного барона мучительному наказанию: Ценция посадили в бочку, дно и бока которой были усеяны гвоздями, при малейшем движении впивавшимися в тело несчастного. Эта жестокость пробудила сострадание в Матильде, и благодаря ее ходатайству барона выпустили на свободу. Он поклялся отомстить и стал готовиться к выполнению своей клятвы. Судьба послала ему надежного помощника в лице Гуго Белого. Этот кардинал считал Григория обязанным ему папской тиарой и не мог простить своей почетной ссылки в Испанию. Возвратившись оттуда, Гуго стал сеять крамолу, завязал переговоры с норманнами, восстанавливая их против незаконного папы, с жадностью ухватился за римские неурядицы, свел Ценция с Вибертом и ломбардскими епископами. Таким образом, в тиши зрел заговор против Григория, но его участники не начинали враждебных действий, боясь гнева германского короля. Впрочем, и при дворе Генриха работали участники заговора. Гуго употреблял все усилия, чтоб заронить в сердце герцога Готфрида ужасное подозрение: хитрый кардинал стал распускать позорные слухи о незаконной связи Матильды с Григорием. Оскорбленный Готфрид, по-видимому, начинал уже верить коварным наветам и все теснее сближался с королем. Грозные тучи собирались над головой Григория и сети заговора захватывали все большее пространство, когда миланские дела и жалобы саксонцев привели к первому открытому столкновению, сменившему непродолжительный и непрочный мир.

Дело в том, что, расправившись с патарией, миланцы обратились к королю с просьбой дать им пастыря, сообразно исконным обычаям. Генрих исполнил эту просьбу и назначил клирика Тедальда миланским архиепископом. Этим назначением Генрих выразил полное пренебрежение к запрещению светской инвеституры, не обратил никакого внимания на Атто, назначенного еще несколько лет назад Григорием, не исполнил своих обещаний и просьб папы. Вдобавок, как известно, еще до Тедальда Генрих дал инвеституру Готфриду. В Милане оказалось, таким образом, одновременно три архиепископа, к величайшему соблазну всех ревнителей церковных преобразований. Для неукротимого духом папы было слишком трудно сжиться с мыслью, что уже бывшая в его руках драгоценная добыча теперь почти безвозвратно ускользнула. Немудрено, что Григорий вышел из себя и разразился громовыми посланиями, требуя в них смирения и полной покорности от противников, а сторонников побуждая к новой борьбе. Тедальду же предлагал предоставить свое дело на рассмотрение римского собора, обещая признать его архиепископом, если только он примет свой сан не от короля, а от папы. “Проклят человек, надеющийся на человека, – писал Григорий Тедальду, – и доблесть королей и императоров, и все усилия смертных оказываются прахом и мякиной в сравнении с апостольскими полномочиями и всемогуществом Бога вышнего, а потому тебе не подобает в преступном легкомыслии высокомерно восставать против заповедей Бога и св. апостолов, в надежде на помощь Генриха”. Но ни просьбы, ни угрозы не подействовали: Тедальд был посвящен отлученными ломбардскими епископами.

Гнев Григория не знал границ, и он поспешил вмешательством в германские дела отплатить Генриху. Тайные письма саксонцев подали удобный и желанный повод: пленные саксонские епископы, которым грозило лишение санов, отправили папе жалобу на произвол и преступный образ жизни короля, “попиравшего, – по их словам, – все божеские и человеческие законы”. Южногерманские герцоги, давно лелеявшие мечту об ослаблении власти Генриха, присоединили известие о том, что он начал уже противодействовать церковным преобразованиям. Действительно, им были приняты меры против зверств, творимых бродячими монахами и грубой чернью над женатыми священниками. Григорий, видя, что у него в Германии нет недостатка в союзниках, готовых с оружием в руках восстать против усиления королевской власти, решил вызвать Генриха на открытую борьбу, чтобы низринуть его с высоты могущества в пропасть глубочайшего унижения. С этой целью папа отправил к нему посольство с длинным письмом, где упрекал короля за общение с отлученными, за несдержанные обещания, за нарушение запрета на светскую инвеституру, напоминал о гордыне Саула и увещал к исправлению. Но гораздо важнее и оскорбительнее были устные поручения, данные, по обыкновению Григория, послам: им было поручено призвать Генриха к покаянию за прегрешения, “о которых омерзительно говорить”, и передать ему требование папы – явиться в качестве подсудимого на ближайший римский собор; в случае неповиновения они должны были грозить анафемой и заявить, что “папа скорее пожертвует жизнью, чем оставит королевский венец на главе нераскаявшегося грешника”.